Сибирские огни, 1959, № 12

ными зернами своих глаз с удивительными крапинками у самых зрачков. Губы ее вздрагивали. Как раз в эту минуту за дверью баском спросили: — Антонина Николаевна, вы еще не заземлились? — и Борис Чис- лов втиснулся в узенькую дверь. В руках его была пачка прочитанных «Огоньков». Круглое лицо Бориса не умело ничего скрывать, и сейчас изумление проступило на нем чуть-чуть глуповато и ярко. Уж кого-кого, а капитана он не ожидал здесь застать в такое позднее время! — Я не помешал? Шел с берега — смотрю иллюминатор светится... — смущенно и поэтому с нарочитой развязностью заспешил младший механик. — Конечно, помешал. Ну, садись уж, раз пришел, — насмешливо,, но не, очень сердито сказала «штурманша», отодвигаясь к краю койки. В конце концов дело это было общим для всего «Орленка». — Вы спорили здесь о чем-то? — уже серьезно спросил Борис, при­ глядываясь к сумрачному лицу капитана. — Спорили. Вот Долженко на курсы просится. — Сергей Сергеич ткнул пальцем в заявление на столике. — А штурман против. На лице Бориса на какую-то долю минуты обозначилось плутова­ тое недоумение, но он тут же согнал его, задавив набухшими желваками на скулах, и опять стал подчеркнуто серьезен. — А я бы послал. Ей-богу, послал бы. Ведь способный, собака. Что вам, жалко? — Ты бы послал! Ты бы, ты бы. Вот бодливой корове рога-то и не дадены. Больно широки вы на. чужую судьбу, — неожиданно сурово на­ бросился на него Сергей Сергеич и поднялся со стула, — ты бы послал. А я вот не пошлю. Уж очень ясное было утро, чтобы думать о чем-то тревожном. Что бы ни ждало Валерку впереди, все равно дорога в завтра была, как вот эта могучая река, — широкая, и прямая. «Орленок» нагонял получасовое опоздание, и дизеля топотали разъяренно. Горный берег полз слева, словно стадо каких-то лохматых, прижав­ шихся к самой воде зверей. — Ну, Валерий Долженко, как дальше жить думаем? — серьезно и негромко спросила Антонина Николаевна, не отнимая от глаз большого черного бинокля. Почему-то она оделась сегодня, как на праздник, — в новенький бостоновый китель с золотыми нашивками на рукавах и даже чуть-чуть заметно подкрасила губы, чего до этого с ней никогда не быва­ ло. И курсы комсостава и вот такие же золотые обручи на обшлагах, ко­ торые ему будет положено носить ровно через три года, все вылетело из головы Валерки. Он вдруг понял — ведь это она исключительно для него сегодня так оделась! Милая Антонина, его далекий ясный маячок! Валерка смотрел на чуть-чуть тронутые кармином, точно очерчен­ ные губы и чувствовал, что сердце в нем сладостно замирает — от восхи­ щения, от любви, от тихой нежности к ней. Ах, милая, единственная, са­ мая дорогая, ну зачем же она'красилась? Ведь он и так любил ее, вся­ кую, и с некрашеными губами, и в самом простом потертом черном ки- тельке без никаких нашивок. — Антонина Николаевна, как вы скажете, так и будет. Ведь я вам всем обязан! Вы заступились за меня перед Серегой... то есть перед ка­ питаном. И с этого все началось, — Валерка сбился и покраснел так, что больно стало щекам, — ну, и вообще... Я ни к кому так не относился. Никогда в жизни! Антонина Николаевна отняла от глаз бинокль. Лицо ее казалось смущенным, словно она чувствовала себя в чем-то очень виноватой перед