Сибирские огни, 1959, № 12
Сергей Сергеич не мог заснуть после ночной вахты и ворочался с бо ку на бок, а в рубку идти не хотелось — боялся спугнуть возникший там спор, который был слышен из каюты. В рубке спорили два голоса — уве ренный, звонкий — Антонины Николаевны и флегматичный, чуть-чуть обиженный — Валерки. Иногда там начинал хмыкать и возиться на скрипучем стуле кто-то третий, вернее всего Борис Иваныч Числов, под нявшийся наверх из грохочущей жарыни дизельного отделения заглот нуть свежего воздуха. Простота — хуже воровства, — большим обиженным шмелем гу дел Валерий Долженко. Это плохая пословица, — убежденно и страстно возражала «штурманша». — Ее выдумали те, кто жил по законам... ну, по волчьим законам и кому всегда было что скрывать. — Народ выдумал. Так в школе учили. — Нет, не народ. Народ был вынужден с ней только считаться. Н а род Иванушку-дурачка и Жар-птицу выдумал. Понял? — Нет. — Вот тебе и нет! Не притворяйся, пожалуйста. У Ивана было только чисто сердце, а ему все давалось — и Сивка-бурка, и ковер-само лет, и скатерть-самобранка. Это понял? — Опять не понял. — Вот это уж действительно хуже воровства! Народ в своем Ива- нушке-дурачке вперед смотрел. Это предсказание, пророчество, а не сказка вовсе. Так оно и должно быть в справедливом мире. Нет дороже богатства, чем чистое сердце, простота, бесхитростность... А у нее сердце чистое. Потому ей и надо помочь. Запомни. «Вон ты о ком», — усмехнулся Сергей Сергеич и спросил полушут ливо: — Эй, товарищи судоводители, а вы с этим чистым сердцем на мель не вылезете? Трубно захохотал Борис Числов. — Никак нет, Сергей Сергеич! Мы Чулманом идем, — бойко отру бил Валерий Долженко, решив, что капитан только что проснулся. Морские глубины Чулмана—огромной речной излучины делали ру левую и штурманскую вахту здесь почти отдыхом. В рубке помолчали, затарахтели спичками, и по коротенькому кори дорчику вместе со сквознячком потянуло едким дымом трубочного само сада Бориса Числова. Ядовитый характер этого зелья он осваивал уже второй месяц, так как канская махорка номер два казалась ему слабой. — А ведь неплохое пророчество,—гукнул басок младшего механика, и капитан понял, что Борис Иванович все это время думал о словах «штурманши». — Отдавай все, что тебе природой отпущено, и тебе все отдастся. Ведь это коммунизм, а? Тогда, поди, хитрых-то не будет? — Может, и коммунизм, а только рулевого из Александры не полу чится, — мрачновато определил Валерка. — Она же в реке, как баран в электронной теории разбирается. И руля совсем не чувствует... На руки тугая. Хватите вы с ней горя, а то еще и гусиного молочка хлебнете. — Только бы вы не хлебнули, — сухо отказалась от его сочувствия Антонина Николаевна и, наверное, посмотрела на своего подшефного -долгим изучающим взглядом — что, мол, это такое, только мальчише ская ревность? Капитан догадывался, что большего порока, чем эгоистическая чер ствость души преуспевающего удачника, Антонина Николаевна не приз навала. — Тебя-то, однако, учили... — осторожно встал на сторону Антони ны Николаевны и Борис Числов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2