Сибирские огни, 1959, № 12

воображении нет образов, он не видит своих героев, но это его не беспокоит. Он знает, что опишет их, даже не пред­ ставляя в образах, какие они. Перед ним лежит план и список персо­ нажей. Первой по списку идет доярка Иванова. Какая она? Низенькая или вы­ сокая, белобрысая или чернокудрявая? Автор не видел, не знает, однако уве­ ренно пишет: «У доярки Ивановой были голубые смеющиеся глаза». Подумав не­ много, он добавляет, что она была «вы­ сокая и стройная» и что «на лбу у нее лежали завитки кудрей». Но как он узнал, что она такая? Ка­ кие основания были написать, что у нее голубые глаза, а не какие-нибудь еще? Ну, хорошо, пусть расчет, пусть сообра­ жение, но как можно рассчитать, сообра­ зить, какой человек, какая у него вне­ шность? Мыслимое ли это дело? Конечно, это немыслимо, и мы уж е го­ ворили об этом, однако наш автор, подоб­ но слепому, о котором только что была речь, как раз и пытается сделать это не­ мыслимое дело. Но у него нет другого выхода. Он вынужден решать стоящие перед ним задачи не теми средствами, ко­ торыми они могут быть решены. Их мож­ но решить только средствами образного видения, а он не может увидеть своих ге­ роев и поэтому пытается рассудить, ка­ кие они. Философ из старого анекдота утверж­ дал, что сумел бы найти рассуждениями форму слона, если бы знал свойства пер­ вичной материи. Мысль правильная. Ко­ нечно, это можно было бы сделать, если бы только знать все те миллиарды мил­ лиардов влияний, которые сформировали слонов, однако очевидно, что это совер­ шенно непосильная задача. Когда писатель лишен способностей мыслить образами, то он берет на себя такую же невозможную задачу, принима­ ясь описывать своих персонажей. Наш автор не видел своих героев, но совершенно правильно рассудил, что не может быть героя без внешности, что у каждого героя обязательно есть какая- то внешность, и вот он пишет: «У дояр­ ки Ивановой были голубые глаза и чи­ стые белые зубы». Если рассуждать так, как рн, не пред­ ставляя доярку, а пытаясь вывести ее свойства из «первичной материи», то ко­ нечно, она именно такая, какой он ее описал. Ведь он изображает передовую доярку, а мы всегда связываем внеш­ ность человека с его поступками, и у нас для этого немало оснований. Наш опыт подсказывает нам, что и взгляд, и улыб­ ка человека формируются под влиянием его поступков и устремлений. У хороше­ го человека и улыбка должна быть хоро­ шей. Точно так же не хитро было доду ­ маться, что герои рассказа не могут стоять неподвижно, и потому автор напи­ сал, что они размахивали руками, чиха­ ли, моргали и кашляли. Он не видел этих движений, но вывел их логически. Когда в рассказе доярка Иванова вы­ ступит перед собранием и пообещает на­ доить столько-то тысяч литров молока,. то «собрание одобрительно загудит». Ав тор не видел собрания, и эту картину — «одобрительно загудело» —- вывел опять- таки путем расчетов и соображений. И ведь ничего не скажешь — правильное логическое заключение. Естественная, за ­ кономерная реакция людей, пронизан­ ных общим чувством. Однако истины в этом правильном ре­ шении нет. Это решение отражает пере­ довую доярку вообще и собрание в пере­ довом колхозе вообще. Рассуждая об от­ влеченной доярке, которую мы не пред­ ставляем, можно без большой ошибки сказать, что у нее ясный взгляд и хоро­ шая добрая улыбка. Мы видели портреты многих передовых доярок. У них были чудесные лица. Однако стоит нам хотя бы на мгновение представить себе доярок какой-либо фермы, и мы сразу увидим, что они все разные, что каждая из них и похожа и непохожа на своих подруг, ина­ че говоря, что у каждой из них есть своя индивидуальность, то самое, чего не мог разглядеть наш автор и что вообще не­ возможно разглядеть, когда не представ­ ляешь своих героев в отчетливых обра­ зах. Предположим, что мы сели писать ро­ ман и собираемся изобразить скупого. Говоря вообще, скупые жадны, мелочны, недоверчивы. В соответствии с этим мы рассчитываем, что наш герой истощен, ходит в поношенной одежде , что глаза у него блестят и бегают по сторонам, что сухие пальцы его рук хищно скрючены. Никто не скажет нам, что мы неправиль­ но изображаем скупого. Мы подчеркива­ ем в нем самое главное, самое характер­ ное. Однако то, что мы нарисовали, не есть портрет живого человека. Это ско­ рее символ, изображающий скупость. Если тысячи других авторов вздума­ ют теми же средствами расчета решить- ту же задачу, то и они придут к таким же выводам и нарисуют точь-в-точь та­ кую же фигуру, какую мы нарисовали. Теперь припомните, как Чичиков, уви­ дев Плюшкина, ломал голову: — Ой баба! Ой нет! — и как закончил тем, что крикнул: — Послушай, матушка! Вспомните, как Плюшкин ворует у баб ведра и подбирает на улице глиняные черепки. Эти живые подробности не являются логическими выводами, их не приду­ маешь, не рассчитаешь. Но Гоголь и не рассчитывал своего героя. Он создал его в своем воображении и тогда разглядел его глаза, губы, небритые щеки и невоз­ можную одежду с такой ясностью, как будто смотрел на все это через увеличи­ тельное стекло. Мы уж е говорили, что в некоторых литературных произведениях герои изо­ бражаются неотличимыми друг от дру­ га. Или они все кудрявые или все коре-