Сибирские огни, 1959, № 12
— Конечно, дело не женское, среди таких каменюг суда водить* но и упорство у тебя в жизни не бабье, как я понял. Иди, учись. Никакой устав без исключений не бывает. Еще и капитаном поплаваешь. И вот она уже^ вторую навигацию «штурманит» на «Орленке», а Андрей при каждой встрече зовет ее переходить на «Черняховского»* ссылаясь на вакантное место второго штурмана и пока что упорно неся двойную нагрузку и за первого и за второго. А капитан «Черняховского», тоже из демобилизованных мичманов военного флота, как-то раз так прямо и сказал их «Сереге». — Железной кости человек мой штурманец. Из таких болты можно делать. По-видимому придется тебе, годок, своей штурманше все же проводины устраивать. Быть ей у меня на «Черняховском»... Сейчас, вспоминая эти откровенные слова, Антонина задумчиво и грустно улыбалась. Но, спрашивается, при чем во всей этой и так достаточно простой и. сложной истории двух человеческих судеб был еще и рулевой Валерий Долженко? Антонина, не зажигая света, нащупала на столике в изголовье руч ные часы— и без света было видно, что их стрелки вырезали из крохотно го циферблата почти точно прямой угол. Было пять минут четвертого. — Называется отдохнула! — сердитым шепотом посетовала она и, сняв со спинки стула форменный китель, принялась подшивать свежий подворотничок. Игла ходила привычно, маленьким точным пунктиром протягивая нитку, а думалось все об одном и том же. Андрей, она, Валер ка... Где-то под тоненьким листом стали, накрытым корочкой линолеума* прямо под ее босыми ногами была каюта рулевых. «У, белоглазый чертяка! — и сердито и сочувственно подумала вдруг Антонина. — Ведь пропадешь ты без меня. Как задиристого щенка, тебя затуркают и... на берег прогонят». Казалось, хмурые глаза мальчишки и сквозь железную палубу смот рели на нее из предрассветных сумерек нижней каюты преданно и гордо,, со злым обожанием, в котором он и ей, пожалуй, вряд ли бы открылся. Антонина Николаевна опять, и сама этого не желая, думала о Ва лерке и глубоко, подавленно вздыхала... Нет, судьба этого «уросливого» и способного юнца, что бы вокруг их: странной дружбы ни болтали, не могла ей быть безразлична. Слишком много хороших людей помогали ей самой прочно встать на ноги, чтобы теперь она думала только о собственном спокойствии... Ушли из Колюжного Бора на рассвете, часа в четыре. Солнце еще не встало, и река казалась отлитой из старинного голубого серебра с чернью. Мохнатой сизой гусеницей выползал из утреннего тумана далекий мыс, и хотя Валерка прекрасно знал, что за ним еще такой же мыс, обры вистый и синий, а дальше остров Черемуховый, который надо обходить, прижимаясь к горному берегу, — первый мыс казался поставленным на' выходе в открытое море. Меленько сотрясаясь всем корпусом, «Орленок» выгребал на сере дину реки, и через штурвал, словно толчки собственной крови, ощущал Валерка сердцебиение его машины. Фарватер до самой Шанежной шиверы был прост, как проселочная дорога, — каменные грядки начинались выше. Но Валерка чувствовал, как, перегоняя топоток дизелей, гулко колотится его сердце. Антонина Николаевна, твердым мужским движением поставив ручки машинного телеграфа на «полный вперед», прохаживалась по мостику пе ред рубкой. «Серегины привычки. Ему подражает,— ревниво подумал Валерка.—
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2