Сибирские огни, 1959, № 12
а Антонина Николаевна следом, — Валерка почувствовал, что о н о сейчас взорвет его сердце. Но Антонина сразу же вышла из каюты капитана, держа под мыш кой какую-то толстую растрепанную книгу, и Валеркино сердце опять от пустило. А когда «штурманша» через несколько минут с небольшим медным чайником вышла из своей каюты, бывшей как раз дверь в дверь напро тив капитанской, и по-девчоночьи легко побежала на камбуз, Валерка поднялся из засады и пошел ей навстречу. Антонина уже сняла форменный прямоплечий китель с золотыми об ручами на рукавах и была в мохнатом синем свитере, плотно облегавшем ее стройную фигурку. Стараясь не смотреть на ее небольшую, совсем девичью грудь, Ва лерка сказал угрюмым молодым басом: — Антонина Николаевна, я к вам как к профоргу. Он же непра вильно снял меня сегодня с вахты. Я же тогда не был пьян. Антонина остановилась, и ее крылатые брови, широкие над перено сьем и узенькие к вискам, гневно сдвинулись, и всю ее словно подменили. — Зато ты сейчас пьян, — сухо сказала она, и словно стеклянная стенка выросла между ней и Валеркой, так холодны и отчужденны стали ее карие глаза с едва заметными черными крапинками возле самых зрач ков, — сейчас же отправляйся спать! Мне стыдно за тебя, Валерий Дол- женко! Она обошла Валерку, как не у места поставленный пиллерс, и, твер до постукивая каблучками, спустилась по трапу вниз, на камбуз, пря менькая, подобранная и вся какая-то страшно отдалившаяся, словно ви димая в стекла повернутого не той стороной к глазам бинокля. Валерка так и остался стоять возле обнесенного точеными периль цами трапа. Кованая дорожка лунного света лежала на воде, и по ней было вид но, что река текучая, живая. Скуластая азиатская луна, вылезая из-за прибрежного леса, пяли лась в самый иллюминатор. Ее словно приплюснуло и растянуло испаре ниями, встающими над рекой и, как кривое зеркало, искажающими ноч ную зыбкую даль. Антонина Николаевна глубоко вздохнула и захлопнула книгу, кото рую читала машинально, не понимая ни единого слова. Ну, что он ей дался, этот беспутный мальчишка, и почему его так жалко? Вот и к капитану полезла, словно капитан сам не знает, как быть с такими занозистыми юнцами, возомнившими себя черт-те чем. «Конечно, не знает, — упрямо подумала Антонина Николаевна и провела пальцем по столику прямую четкую линию, — у него же мысли идут, как катера по точному маршруту. Д а есть да, нет есть нет. А тут фарватер весьма извилистый. Сложный мальчишка». Луна поднималась все выше. Надо было как можно скорее поста раться заснуть, потому что после бессонной ночи ходовая штурманская вахта среди частых отмелей и шивер становилась невыносимо трудной. А сон упрямо не шел, и с высокого обрывистого берега Колюжного Бора доносилось придыхающее, приглушенно - страстное бормотание чьей-то заплутавшейся в ночи гитары. — Тоже мне... Неаполь, — насмешливо прошептала «штурманша» и вдруг поняла, откуда идет к ней это необычное ощущение раздвоенности и своей неясной вины перед кем-то очень близким — конечно, от Андрея. ...Откинув со лба вороненые тугие кудри, подчеркнуто небрежно раз валясь на крытом черной клеенкой диванчике в своей каюте на новень
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2