Сибирские огни, 1959, № 12
— ...И з Расеи пришли мы переселенче ским, казенным порядком,— не спеша, вполголоса рассказывает Кузьма Ефи мович. — Жили не мудро, тесно. По бедности доводилось и у богатых в сро ках жить. В летнее время нам платили по три целковых за месяц. Жизнь была тяжелая, что и говорить. Сладкого -’ не видели, а горького пригоршнями чер пай — не вычерпаешь... Из-за ближнего леска неожиданно ударяют в небо полосы света от прохо дящих по дороге машин, потом они как- то стремительно падают на дорогу, на избу , на лежащие на палке руки Кузьмы Ефимовича, сильные, натруженные, широкие, со вздутыми венами, словно перевязанными в тугие темные узлы. — Мы переселенческим, казенным по рядком пришли, стало быть, — продол жал после короткой паузы Кузьма Ефи мович, — а другие — самовольством наезжали. Приедет иной человек разуз нать, как да что в Сибири. Про нее ведь всякое говаривали. Страшна была Си бирь слухом, а люди здесь лучше расей- ских жили. Ну, разузнает, а потом едет своих на поселенье собирать. Прогромыхала бричка. — Мелентий с нефтебазы приехал. Масло привез. А то трактористы горе вать было зачали. Пойти разбудить учетчика. Кузьма Ефимович сходил, разбудил учетчика и вернулся на прежнее место. — Назад оглянешься — жизнь-то большая прожита, — произнес он, взды хая. Потом как-то неожиданно закаш лялся, тяжело, долго, по-старчески, и когда перестал, проговорил: — В кол хо зе ведь по первости-то жизнь для нас была тоже неизвестная. Как ее налажи вать, никто толком не знал. Отговорщи ков всяких, несогласных людей еще то гда много было. Я ведь тоже, сказать тебе, покуражился. Не вступал, страшил ся. И богатства у меня никакого не бы ло, а вот, поди ты, не решался поломать свое хозяйство. — Кузьма Ефимович покачал головой.— Сначала вместо тру додней все палочки ставили. А хозяйст во... Ни пил, ни хомутов, ни вожжей, ни топора не найдешь. Запрячь коней не во что было. Богатые-то, не согласные му жики все хомуты порубили. Вот как, мил человек, жить начинали... Шум трактора внезапно затих. Про шло несколько минут. — Что-то не слышно трактора. Заве сти, что ли, не могут? — в голосе Кузь мы Ефимовича послышалась озабочен ность. — Нынче трактора ладно рабо тали, не стояли зря, — он несколько на клонился вперед, вслушиваясь в насту пившую тишину. — Пошел, — произнес он с облегчением. — Яков Андреевич на нем пашет. У него не остановится. Двадцать пять лет все возле трактора. Коротка весенняя ночь. Гаснут на по лях фары тракторов. Зорянка на вер шине березы запела предрассветную пе сню, легкий теплый ветер робко шелох нул еще не опушенные зеленью ветки берез и стих. С каждой минутой ширит ся на востоке лазоревая полоска, свет леет небо. — И ночь, гляди, минула... Скоро на добно смену трактористам будить, про говорил Кузьма Ефимович, вставая. — Дровишек надо вот подрубить, да и под нимать ребят. Где-то далеко, то ли за Обским мо рем, то ли на болотах, перекликнулись журавли: «Встава-а-йте, вставайте!» Начинается утро... • * * * Знакомая дорога ведет к бригадному стану. Еще рано. Солнце только подня лось из-за березовых рощ. Ночью про шел дождь. — Помочило хорошо. Все в рост идет, — поздоровавшись, проговорил встреч ный человек. — Нынче весна куда как хороша для посевов. Ишь, какая пше- ница-то... Смеется поле, умылось... Вдали работает трактор. Поднимает пары. Кто на нем? Вагин, Солоницын Виктор? Или, может быть, шестидесяти летний Яков Андреевич Юрганов. уже четверть века сидящий на тракторе. Это простой, душевный человек, располага ющий к себе с первого разговора. Д е лает все не спеша, толково. Не скажет лишнего слова. И делом и словом само стоятельный. Уже на пенсию было вы шел ’Яков Андреевич. Сердечно проводи ли механизаторы на заслуженный отдых старика. Но не сиделось ему дома. При шла весна, повеяло запахом оттаявшей земли — затосковал старик. А когда за шумели трактора на полях — не выдер жал, пришел в бригаду и снова сел на свой старенький «Универсал». — Еще одну весну поработаю, — сказал Яков Андреевич бригадиру, — а там видно будет. * * * Вечереет. По дороге к фермам, поднимая пыль, медленно прошло стадо коров. В вечер нем воздухе остался запах парного мо лока, травы, соснового леса. Терентий Федоров, пастух молочного гурта, повернул к бору загоревшее до черноты сухощавое лицо и одобрительно проговорил: — Переместился ветер. А то сколько ден все с сивера дует. Скоро должон пасть дождь. Ко времени он сейчас. И вообще, я замечаю, с кормами будем. Действительно, ночью задождило. Не большой теплый дождь, обложной, шел всю ночь и утро. Капли тихо шелестели в молодой зелени берез и кустарников. Всходы яровых протянулись по полям
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2