Сибирские огни, 1959, № 12

Г р о м о в (партизану). Зови Степана! Скажи — друг к нему при­ шел... Как вы решились? В л а д и ч е к . Этот доклад я могу делать после. Я останусь тут дол­ го. Сейчас главное — у вас Анжелик. Понятно? Г р о м о в . Значит, он сам? Нас предупредили... В л а д и ч е к . Я знаю его план — вас будут окружать... Весь этот разговор слышит Анжелик. Когда Владичек произносит первые слова о плане контрразведки, Анжелик стреляет в доктора. Владичек падает. Партизан открывает огонь по кустам, откуда стрелял Анжелик. Г р о м о в . Поднять весь отряд! Вбегают С т е п а н , М а ш а , П о с т а в н е в . С т е п а н . Кто стрелял? (Увидев чеха.) Доктор! М а ш а . Доктор Владичек!... Еще минуту назад тихий ночной лес наполняется тревожным шумом, выстрелами. Г р о м о в . Поставнев! Бери людей, окружайте от пади к яру, трави­ те этого волка. П а р т и з а н . Есть! (Уходит.) Маша сняла с лежащего доктора китель, пытается сделать перевязку. В л а д и ч е к . Не надо, Маша.... Он стрелял точно... Но у меня еще есть один минут... сказать.... С т е п а н . Доктор! Ты же спас меня. Неужели я тебя не спасу? (Хо­ чет поднять его на руки.) В л а д и ч е к . ...Нет... Так хуже... Я шел за ним из Камня... Доброй вам жизни, други.... Напишите в Прагу... не все чехи такие, как Гайда. Улица... улица.... В скорбном молчании обнажают головы партизаны, плачет Маша. Перестрелка в лесу становится ближе, слышны возгласы: «Вон он— за сосной!», «Обходи слева!» На площадку выбегает А н ж е л и к . Его одежда разорвана, он хромает. Анжелик бросает к ногам Громова револьвер, истерически кричит. А н ж е л и к . Я сдался! Я бросил оружие! Не убивайте! Я все рас­ скажу... пощадите. (Падает на колени.) Не убивайте!.. (Появляются пар­ тизаны. Возгласы: <г Убить его!» «Чего смотрите — бейте гада!») Я буду служить вам... Простите меня. Г р о м о в . Нет такой силы, которая могла бы защитить тебя, палач! Нет такой силы, которая могла бы спасти от позорной смерти всех вас, врагов трудового народа! Ни пушки Антанты, ни колчаковские плети и шомпола не смогут остановить наступления победы! С начала монолога сцена медленно погружается в темноту, и в светлом пятне лишь суровое лицо партизанского командира. СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Степь. Волнами переливаются густые травы. Слева землянка. Поздний вечер. Под березкой сидят К и р я и Н а с т е н ь к а . К и р я . Никого у меня нет больше на свете, Настенька. Мать умерла, Авдея и Дуняшку замучали, отец погиб. И выходит, осталась изо всех на свете только одна ты... как родная. На цветы смотрю — тебя вижу, на лес — тебя, на солнышко — ты чудишься. И глаза закрою — все равно