Сибирские огни, 1959, № 11
важно, чтобы случиться так грубо. Они оба стыдливо притихли, затаи лись. — Я... я не могу... — срывающимся голосом произнес Василий. — Я не могу без тебя больше. — Он усадил Машу на стол, обнял за плечи, но бережно, как будто опасалср причинить боль. — Мы должны быть со всем вместе... И чтобы — праздник! Ты согласна? Маша не отозвалась. — Почему ты молчишь? — встревожился он, но она уткнулась в его грудь, и ему самому показалось ненужным нарушать тишину этой ми нуты. — Ты всегда будешь любить меня? — спросила Маша. — Я знаю, что ты лучше меня. Ты мечешься, ищешь, стараешься что-то сделать, как когда-то с Борисом Радовым или вот с Сухниным... И пусть не все хоро шо, но я верю — ты добьешься, чего хочешь... А я... У меня иногда такое чувство, что я совсем бескрылая, что я ничего еще не умею. Я хочу, что бы ты не сдавался, чтобы всегда и во всем был высокий и помог мне. Я постараюсь быть рядом. У других все как-то ясно, просто. Раньше и у ме ня так было, — продолжала Маша.— Домик возле школы, мама и Воло дя вместе со мной, работа, пусть и трудная, но ради семьи я не побоюсь самой трудной работы,— о большем я боялась мечтать. Вот однажды — это еще зимой было — в комнате у нас спорили, Не я спорила, но все равно. Павловская говорила: хорошо бы выйти замуж, чтобы ни в чем не нуждаться и достаток — сейчас, пока молодость. Мне было неприятно слушать. Все у нее для себя одной. А когда Эмма сослалась на Энгельса, сказала, что и революция была ради хорошей жизни каждого человека, я не сумела возразить, хотя у нее вышло как-то так, что Павловская права. И сейчас толком не умею, хотя мы вот... Хотя дальше мы вместе и надо же твердо знать, как жить... Помнишь, как ты недавно наломал для меня букет из веток, а потом мы еще набрели на цветочный базар. Ты только не обижайся, ладно? Но я должна сказать правду. Я никогда еще не по купала цветов. А так хочется иметь возможность купить. Не для себя то лько, но и для всех, кого люблю. Поэтому я и запуталась, когда спори ли у нас. Все как-то сложно, потому что ведь и с Павловской согласиться нельзя. Маша прижалась к Василию, а тому захотелось сказать ей что-ни будь такое, что ободрило бы ее. На язык просились слова, которые он не раз слышал и читал. Однако он не сказал их, потому что Маша, конечно, знала их не хуже него и они не могли убедить ее. Он вспомнил вдруг Эм му, решительную, колючую, свои споры с ней о счастье, и это помогло ему. — Кому же не хочется, чтобы в его жизни было больше, ну, цветов, что ли... Радости, яркого... — осторожно заговорил Василий. — Все дело в другом, — по-моему. Одни стремятся любой ценой, любыми средствами приобрести все для себя и только для себя. Другие стараются побольше насадить цветов, чтобы ий хватило всем, чтобы они для всех стали до ступны... Ты, по-моему, с этими, с другими. Ты иначе не сможешь. Маша вздохнула. — Не знаю... Может быть, ты и прав... И я не боюсь ждать. Но все- таки хочется, чтобы не так долго. Пусть не сейчас, не сразу, но все-таки и не тогда, когда будет вдоволь всем. Мы будем работать, много рабо тать — только бы все было хорошо! Да? Василий взял ее голову обеими руками, поцеловал осторожно и бла годарно. — Мы уйдем из общежития, да? — спросила она,, И засовестилась. Василий опять ответил ей поцелуем. — Я счастливый, — сказал он. — А ты? Я хочу, чтобы ты была сча
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2