Сибирские огни, 1959, № 11
Вот ехал мимо, решил заглянуть. С лекциями, в командировке __ невразумительно забормотал он, не зная, как дальше вести себя. Он по нял, что выглядит нелепо — запыленный, грязный верзила, бормочущий бестолковые слова. — Милости просим, садитесь, — предложила мать, вспомнив о сво ем долге хозяйки. Однако Маша продолжала молча стоять у корыта и Василий не посмел принять приглашение. Нет, нет, мне вот... спасибо... мне вот только... — он уже и сам не мог разобрать, что говорит. — У меня дело. Ты должна выслушать. Маша отступила поближе к матери и брату. Ты слышишь: надо! — повторил Василий, и Маша, не выдержав- его настойчивого взгляда, опустила голову. — Зачем? — Голос, которому она старалась придать твердость, со рвался. Хорошо, пусть по-твоему... Хорошо... Ты ведь в контору сейчас, договориться о лекции? Я приду туда. Или нет, лучше на берегу возле конторы. И ладно, пусть по-твоему... Пусть! Спокойствие и определенность, которые она ощущала недавно, бы ли взломаны, как ломает крутая волна непрочные ледяные забереги на реке. Изъеденными щелочью руками комкала она после ухода Василия черный в белую горошину ситцевый фартук. Сзади молчаливо стояли мать и Вовка, но Маше казалось: там не од ни они, а и он, Василии — запыленный, усталый, близкий... Она тверди ла, что не вправе так думать о нем, что его нет и не должно быть в избе,, однако оглянуться, проверить боялась. «Зачем, ну зачем он приехал?» А Горнов, которому в колхозной конторе делать было нечего, отпра вился на берег. Реку, чуть пониже этого места, перегораживала земляная плотина. Возле нее высилась мельница. У самой воды росли старые ивы. Тень от них падала на воду, и чудилось, что там пруд бездонно глубок и холоден. Василий присел возле ивы на траву, а сам не спускал ждущих, тос кующих глаз с длинной раздольнинской улицы. Большая зеленая стреко за, остановившись в воздухе, недоуменно разглядывала Василия, потом1 стрельнула в сторону. Подплыла серая утка с шестью пушистыми, но уже не желтыми, а какими-то сизыми утятами. Они тоже с любопытством посмотрели на Василия и важно удалились к середине пруда. Маша все не появлялась, и смутное опасение, что она не придет, что своим нелепым поведением там, в избе, он лишь навредил себе, охватило Василия. Надо было как-то иначе, умнее, достойнее вести себя. Но когда Василий пытался решить, как следовало поступить, все в нем взбунтова лось, потому что не со сказанными в растерянности словами, нет, а с лю бовью своей к Маше вошел он в избу, и рядом с этим все меркнет. Где же она?.. Наконец, вдали забелело платье. Василий вскочил. Однако, пригля девшись, понял, что ошибся. Нет, это не Маша. Это незнакомая девушка. У нее узкое сухощавое лицо. Толстые черные косы охватывают голову, которая из-за этого выглядит слишком большой и тяжелой для тоненького тела. Что ей надо здесь? Пришла купаться? Василий выступил из-за дере ва, чтобы она заметила его. Но девушка направилась прямо к нему. — Вы Горнов? — спросила она.— Я от Маши. Она просила пере дать, что не может с вами встретиться. Ей нездоровится. Девушка глядела не на Василия, а мимо, на морщинистый ствол ивы. Только собравшись уходить, она мельком посмотрела Горнову в лицо, за пыленное, усталое, и испугалась: лицо стало вдруг серым и каменно непо движным. Глаза потемнели, спрятались под выпуклый тяжело нависаю щий лоб. И сам Горнов словно окаменел. Но именно эта неподвижность заставила девушку сделать шаг вперед, поближе к нему.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2