Сибирские огни, 1959, № 11
День был солнечный. Песня казалась ненужной, нарочитой. Скорее ■бы уж Раздольное! Хороша я, хороша, Да плохо одета. Никто замуж не берет Девушку за это. — Скоро приедем? — обратился Василий к своим спутницам. — Надоело или торопитесь? — с потаенной улыбкой откликнулась женщина помоложе. — Сейчас будет перекресток, а оттуда три версты всего... Действительно, не прошло и пяти минут, как добрались до перекрест ка. От шоссе влево убегала проселочная дорога, по которой Василий ехал сегодня утром. Другая точно такая же дорога сворачивала вправо. По ней-то и помчалась автомашина. — Раздольненские поля, — широко повела рукой все та же спутни ца помоложе. — А вы, извиняюсь, к кому? Или, может, по службе? — К Кротовым я, — пробасил Горнов, избегая насмешливо-внима тельных глаз. — Это к которым? У нас их, почитай, полсела... Василий пожалел, что ввязался в разговор. Уж лучше бы слушал заунывную песню или сказал, что едет по службе. К сожалению, испра вить ничего нельзя было, и пришлось объяснить, что он к тем, у которых дочь — студентка, а так как и таких Кротовых в селе было две семьи, то потребовались другие дополнительные подробности, выяснение которых заняло немало времени, а главное, было неприятно, потому что теперь уже обе его спутницы с любопытством следили за ним, и было ясно, что они догадываются, с какой целью он едет. Лишь в самом селе, внезапно появившемся в речной долине, расспросы прекратились. — Вон та изба, крытая дерном, — это и есть Кротовы, которых тебе надо, — сообщила та, что была помоложе, и застучала в кабину. — Эй, остановись! Слезает наш ухажер... Ну, чего ты? Или не веришь? Самая ихняя изба и есть... Известно — вдовье хозяйство... Девка да хворая мать бьются, как рыба об лед. Где уж тут достатку взяться?... А выйдет Маша замуж... — она искоса посмотрела на Василия и вздохнула. — Эх, раст- реклятая наша вдовья доля! Изба Кротовых чем-то напоминала дряхлую сгорбившуюся старуху. Со стороны улицы двор обозначался остатками плетня. Крохотный са райчик прилепился к задней стене. Василий поднялся на покосившееся крылечко и хотел было посту чаться, но сзади его окликнули: — Дядя, вы к кому? К крыльцу подошел парнишка лет десяти-одиннадцати, белокурый и сероглазый. Василий догадался, что это Машин братишка и зовут его, ка жется, Володей. — Маша дома? — спросил он. — Маша? — Вовка ревниво оглядел Василия. — А вам что с того, что дома? — он подчеркнуто независимо отправился в избу, однако дверь оставил открытой. — Мам, там ктой-то к Маше... Тебя, Маша, спраши вают. Василий переступил порог. Глаза его со свету не сразу освоились с сумраком в избе, и только легкий возглас не то удивления, не то испуга указал ему, где Маша. Она стояла у корыта. Руки у нее были мокрые, в мыльной пене. У босых ног грудилось грязное белье. Все было так по-до машнему обыденно и так некстати оказались рядом брат и мать, следив шие за ними с ревнивой настороженностью, что Василий забыл даже по здороваться.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2