Сибирские огни, 1959, № 11

Может быть, прав Костя, говоривший, что если полюбил и тебя полюбили, — не мешкай, иди в загс. А сегодня бригадир — разве в его упреках тем, ссорившимся в темноте, нет общего со словами Кости? Крепким остается лишь то, что движется вперед, развивается. Остановка всегда означает разрушение, сползание вниз. Так учит марксистская диа­ лектика. Неужели тут кроется ответ? У них с Машей явно произошла за ­ минка, остановка. Да, да, видимо, в этом главное! Остановка! Не про­ сто в том смысле, что «полюбил — иди в загс!» (Ведь и сам Костя хва­ лил Тропова с Зориной, которые готовятся праздновать свадьбу через три года. Кстати, готовятся ведь, что-то делают ради нее). Нет, все сложнее, внешне запутаннее, взаимосвязаннее, и он, Василий, сам кругом виноват: отгородил себя и Машу, отстранился от всего и не заметил, как, лишен­ ная встречных ветров, стала чахнуть, покрываться пеплом любовь. Маша сердцем почувствовала это и ушла. Остановка! Над степью все так же сияли звезды. Только теперь ковш Большой Медведицы переместился и висел не над озером, а правее, над темными кустами. Потянул сырой знобкий ветерок. Где-то рядом испуганно кряк­ нула, забила по воде крылом утка. Василий закрыл глаза. Ему страшно захотелось увидеть Машу, и он мысленно уже был с нею и говорил, говорил обо всем, что наболело в душе и что стало понятным теперь, а Маша слушала и одобряла: «Оч- чень хорошо!» Но, едва представив все это, он почувствовал, что изме­ нить ничего нельзя. Он опоздал, безнадежно опоздал со своими вывода­ ми и со встречей. «И все-таки .мы увидимся с тобой, Маша, — шептал Василий. — Я не могу без тебя, Ивушка! Я завтра же... завтра...» Однако он не знал, что надо сделать завтра. Утром его разбудил холод, пробиравшийся сбоку. Еще только рассве­ ло. Бригадир куда-то ушел. Из ближнего шалаша, позевывая, вылезло двое парней. Следом стали выбираться другие. Кто-то у шалаша деву­ шек истошно крикнул: «Пожар! Горим!» В шалаше ойкнули, потом воз­ мущенно обозвали говорившего «идиотом», и теперь уже вся бригада про­ снулась. — Вы-то чего ни свет ни заря? Я, да на вашем месте, еще давил бы ухо минут двести, — окликнул Василия тот самый шустрый паренек, ко­ торый уступил ему вчера сенокосилку. — А утро какое, солнце так и сле­ пит... Самое, сказать, сенокосное солнце... Только держись!— и он с хру­ стом, как-то удивительно смачно потянулся. Для него все просто, все в радость. Прискакавший на лошади бригадир предупредил Василия, что вот- вот должна подъехать колхозная машина, отправляющаяся в райцентр за горючим. Надо было решаться. Василий хотел уже сказать, что ему не на станцию, а в Раздольное, однако с озера позвали умываться, и он от­ ложил разговор. Когда он вернулся, повариха поднесла ему кружку мо­ лока и большую краюху хлеба. Василий опять ничего не сказал бригади­ ру, подумав, что лучше говорить не с ним, а с шофером. Вскоре подкати­ ла машина. В кабине, рядом с шофером, сидела женщина, и Василию пришлось карабкаться в кузов, где стояли грязные бочки. — Сенца постелите, сенца! — закричали снизу, и тотчас в кузов по­ летели охапки свежескошенной травы. Сердитый голос из кабины всех по­ торапливал, и Василий подумал, что ничего не выйдет: шофер очень спе­ шит, просить его свернуть в Раздольное неудобно... Он убеждал себя, что все дело в этом, что если бы шофер не торопился, можно бы сде­ лать крюк. Однако в душе опять появилось чувство неудовлетворенно­ сти собой. Пока ехали хорошо накатанной проселочной дорогой, Василию было