Сибирские огни, 1959, № 11
— Вижу, давно валяется... Взял, — промолвил он и сделал вид, что ищет на тумбочке книгу. Назар Семенович сказал неправду, письмо пришло сегодня. Василий увидел это, случайно взглянув на почтовый штамп. Но мысли о матери настроили его на грустный и мирный лад, вызвали желание сделать что- то хорошее, такое, от чего стало бы приятно не ему одному. Василий по думал, что им с Долининым давно пора бы помириться и кому-то же надо сделать первый шаг. — Слушай, хватит дуться! — сказал он. — Глупо же, а, Семеныч? Долинин обернулся. На лице его появилась неуверенная полуулыбка. А в следующее мгновение Назар Семенович принялся обрадованно тряс ти руку Василия. — Ссора — глупо... Я тогда — сам не свой... Ну, и прости. Давно бы надо мне первому, а я боялся. — Ладно, чего там! — Василий пододвинул Долинину сверток с до машним печеньем. — Угощайся, а я за твое письмо примусь. Урожайный день нынче: посылка, вести отовсюду. Он вскрыл конверт и, едва пробежав несколько строк, в смятении огляделся, словно не хотел поверить, что в такой час его ждут не одни только радости. Долинин топтался рядом, так и не притронувшись к угощению. — Добро, зло — всегда рядом, — заговорил он. — Я не хотел бы ом рачать, но время упустишь — не вернуть. Я подумал, — важно. Пом нишь, друг Бориса Радова, Юрка... Я рассказывал. Вчера Маша и Рох лин — тот самый... Плохо, если и с ней беда. Василий молча протянул ему письмо. Оно было от Ани Лисавенко. «Днем раньше я написала самой Маше, — прочел Долинин. — Од нако на всякий случай решила сообщить и тебе. Только не проговорись, пожалуйста, Маше, что я сделала так...» Письмо было короткое и предупреждало о Рохлине. — Что я могу сделать, если она избегает говорить со мной, — глу хо промолвил Василий. — Как ее убедить! — Никогда не забуду взгляда... — словно бы для самого себя ска зал Долинин. — Зажмурюсь — вижу. У Маши взгляд лучше, чем глаза. В этом все дело... Василий поднялся. — Что ж, попытаюсь еще раз. Появятся наши (Долинин понял, что речь о Смыслове с Зотовым), пусть подождут. Посылку убери — попро сил он. — А, ладно!.. За дверью он остановился, чтобы собраться с мыслями. Однако вмес то этого припомнил насмешливо вздернутый нос-пуговку и презрительную усмешку Павловской. Сейчас придется увидеть их снова. Опять униже ния! А к чему? Маша не хочет слушать его. А он? Но ведь он любит ее! Нет, надо идти, все равно надо идти... «Я только о Рохлине... Я скажу о Рохлине и больше ничего. Только о Рохлине...». Наконец, он превозмог себя. На его стук открыла Маша. Он застал ее в комнате одну, и это было удачей, на которую он даже не надеялся. Но именно эта неожиданная удача сбила его с толку, и он забормотал что-то маловразумительное насчет хрестоматии, которая довеем была ему не нужна. Маша молча достала из тумбочки книгу. Василий поблагода рил, и наступила длинная пауза, во время которой оба сидели, боясь под нять глаза и выдать: Маша — нетерпеливое желание избавиться от гостя, Василий — отчаяние. — Я... вернее, не я, а Долинин, — начал он, когда молчать ста ло невыносимо. —- В общем, это неважно... Рохлин — негодяй похлеще Радова — вот что я хотел сказать. Ты не должна встречаться с ним.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2