Сибирские огни, 1959, № 11

ки и что она больше жизни любит меня... Она смотрела на меня колдов­ скими своими глазами, а я был молод и хотел быть великодушным. Я не прогнал ее и к ребенку стал относиться как к родному. И это была моя вто­ рая ошибка, что я помирился с нею... Вскоре началась война. Меня отко­ мандировали на Тихоокеанский флот. Служил на миноносце, вечно в похо­ дах. А Рая одна с сыном на берегу. Однажды мы вышли в дальний поход, но в пути приказ отменили, и мы возвратились в ту же ночь на базу. У се­ бя дома я застал чужого. Это был интендант одного из береговых под­ разделений. Он страшно перетрусил, и я, действительно, едва не з а ­ стрелил его. Не знаю, что меня удержало, но что-то все же удержало. Я убежал из дому и всю ночь метался по городу. Знаете, Маша, мысль о самоубийстве была не самой ужасной из тех, которые мне приходили в голову. Короче, Рая ушла от меня к интенданту, потребовав, чтобы я платил на ребенка. Когда финчасть задержала деньги, посыпались жало­ бы командованию и в политорганы. На меня выливали ушаты грязи, а я был бессилен, потому что никто всерьез не принимал рассказа о благо­ родном принце, спасшем честь и достоинство женщины. Я не шучу, од­ нажды меня обозвали так перед тем, как влепить выговор за «аморальное отношение к семье». С тех пор прошло уже почти два года. Смешно, быть может, но я избегал женщин, как чумы. Стоило кому-нибудь из них заго­ ворить со мной, как в памяти возникали наивные глаза Раи. Только встретив вас, Маша, я понял, что счастье возможно и для меня. Что бы вы ни сказали мне, как бы ни встретили мою откровенность, я все равно буду вам благодарен... Нет, нет, — вдруг торопливо добавил он. — Не надо слов, давайте помолчим. Он выпустил Машину руку, точно желая показать, что она вполне, со­ всем свободна, но всякий раз, когда Маша отклонялась в сторону или почему-либо сбивалась с шага, Рохлин быстро поворачивался. Казалось, он боялся за нее. — Я прошу вас не спешить с ответом, — грустно сказал он. — Ос­ тавьте мне хотя бы эту возможность — ждать и надеяться. Одного хотел бы: не верьте всякому услышанному слову. Я много старше вас. Найдутся советчики, которые постараются настроить вас против меня. Я боюсь сейчас клеветы или ошибки больше, чем смерти. После не­ счастья, которое я перенес, я боюсь, что злой умысел, зависть или ос­ корбленное самолюбие лишат меня вашего доверия — о большем я гово­ рить не имею права. В голосе его была боль, находившая отклик в сердце девушки. И слова его тоже находили отклик. Она вспомнила другой разговор, в дру­ гой обстановке: «Ты не всех слушайся. Люди разные. Есть и злые...» и очевидное совпадение того, что говорил ей когда-то Василий, и того, что она слышала сейчас, больше всего убеждало ее в правдивости Рохлина. — Успокойте меня, скажите, что о Борисе вы спросили просто так,— продолжал Юрий Петрович. — За этим ничего не кроется? Ну вот, вы молчите... — Он остановился и заговорил вдруг горячо, почти с отчаяни­ ем. — Все мои надежды — с вами. И если ошибка или чьи-нибудь козни снова... Маша, не скрывайте от меня, допрашивайте, требуйте!.. Вы уз­ нали дурное? Маша утвердительно наклонила голову. — И поверили? — Вы ведь и сами признались, что женаты! — воскликнула Маша, внезапно ожесточась. — И вас все зовут «Петрович»! Об этом и в письме... Она торопливо пошла вперед. Рохлин не отставал ни на шаг. Она слышала справа и чуть позади шаги и ловила себя на том, что это под­ держивает в ней трепетную надежду: все разъяснится, не может не разъ ­