Сибирские огни, 1959, № 11

тивного освещения вопроса. А. Косова- нов называет Бондарева «мыслителем» и «философом», а его идеи — «учени­ ем» и «теорией». В жизни и мировоззре­ нии Толстого он отводит Бондареву не­ правомерно большое место. По словам , автора, Бондарев Толстому «указал путь решения социально-общественной проблемы», «учение Бондарева... оконча­ тельно оформило складывающееся в 80-х годах миропонимание Толстого и его практическую программу», «Бонда- ревское учение с 80-х годов становится одним из главных и основных элемен­ тов философии Толстого» и т. д. и т. п. Хочет или не хочет автор, а вывод на­ прашивается такой: не было бы Бондаре­ ва — не было бы перелома в мировоз­ зрении Толстого. С таким мнением нельзя согласиться. Стоит без предвзятости заглянуть в памфлет Бондарева «Трудолюбие и ту­ неядство», впервые в России изданный в 1906 г., или в рукописи неопублико­ ванных сочинений, находившихся в рас­ поряжении автора, как тотчас рассеется это ложное мнение. Никакой социально- экономической теории, никакой философ­ ской системы и даже религиозной ереси Бондарев, конечно, не создал. Русский крестьянин-землепашец, познавший не­ волю крепостничества, невзгоды солдат­ чины, горечь вечной ссылки и обидное непонимание своих собратьев, Бондарев повторил давно известную истину о том, что каждый человек обязан трудиться. Как крестьянин, он считал, что человек должен заниматься преимущественно земледельческим трудом, а тот, кто не исполняет этого нравственного закона, является тунеядцем. По-своему Бонда­ рев выразил и протест крестьянства про­ тив помещичьего землевладения, солдат­ чины, официальной религии и всего госу­ дарственно-бюрократического аппарата. Именно этот смелый протест и составля­ ет самую сильную и ценную сторону со­ чинений крестьянского писателя-публи- циста. М. Горький подчеркивал эту осо­ бенность творчества Бондарева, который разочаровался не только в «православ­ ной» церкви, но и в различных сектах. На наш взгляд, в популярном очерке о Бондареве и его многолетних взаимо­ отношениях с великим русским писате­ лем, следовало бы говорить не о мни­ мой оригинальности «учения» Бондаре­ ва и не о мифе возникновения филосо­ фии Толстого под влиянием Бондарева, а о страстных бондаревских памфлетах, его сочном мужицком языке, так восхи­ щавшем Толстого и Успенского. Разу­ меется, в русской литературе и до Бон­ дарева подвергались обстрелу и помещи­ ки, и церковники, и чиновники, но, по­ жалуй, впервые так сильно на эти «объ­ екты» напал сам мужик, вооруженный народным красноречием. В этом смысле Бондарев явился предшественником та­ ких писателей, как Подъячев и Вольнов. К сожалению, А. Косованов в своей книжке слишком бегло говорит об этой стороне произведений Бондарева, по форме близких к живой разговорной и фольклорной речевой стихии. Решительное обличение привилегиро­ ванных сословий, смелое предъявление своих прав на землю, горячая проповедь идеи свободного труда как нравственной основы существования человека, выра­ женное в ярком народном слове, и при­ влекли Толстого, только что порвавшего со своим классом. Как и Успенский, он на первых порах явно преувеличивал влияние Бондарева в формировании сво­ их новых взглядов. А. Косованов, к сожалению, забыл о том, что перелом в мировоззрении Толстого произошел до. знакомства с сочинениями Бондарева, да и вообще переход великого писателя в лагерь патриархального крестьянства со­ вершился под влиянием всей порефор­ менной действительности. Однако поче­ му же Толстой говорит о большом для него значении сочинений мужика, гово­ рит в ряде статей, в письмах к различ­ ным лицам, в своих дневниках? Безус­ ловно, мы не можем отрицать известной роли Бондарева в уяснении Толстым после кризиса нового отношения к окру­ жающей действительности. Вот почему памфлет «Трудолюбие и тунеядство» был использован Толстым в ряде публи­ цистических и философских сочинений, но не как готовый источник идей и взглядов, а как один из аргументов, фактов, предоставленных ему жизнью, как авторитетный материал, полученный им от представителя угнетенного на­ рода. Автор книжки мог бы избежать столь серьезной ошибки, если бы он опирался на достижения советского толстововеде- ния в этом вопросе. Странно, но факт: он следует за дореволюционными статья­ ми, но совсем не пользуется результата­ ми таких современных исследователей, как Н. Н. Гусев и Н. К. Гудзий. Но, быть может, А. Косованов привлекает какие-то новые, неизвестные факты из биографии Бондарева? Оказывается, нет. В книге Е. Владимирова «Л. Н. Толстой и Т. М. Бондарев», вышедшей в •Крас­ ноярске двадцать лет тому назад, гораз­ до больше фактического материала. Правда, А. Косованов кое-что сообщает читателю о неизданных рукописях Бон­ дарева^ хранящихся в Минусинском му­ зее, но ни слова не говорит, что главный памфлет, размножавшийся автором от руки, ныне хранится, кроме Краснояр­ ского краевого архива, в Центральном архиве литературы и искусства в Моск­ ве. в рукописном отделе Пушкинского дома в Ленинграде, а также в архиве покойного В. Д. Бонч-Бруевича. Непло­ хо бы вообще приложить к очерку спи­ сок сочинений Бондарева, тем более, что большая их часть еще ждет своего изда­ теля. Не помешала бы и краткая библи­