Сибирские огни, 1959, № 11

председателем, потом заведовал земель­ ным отделом в райисполкоме. Здесь его и настигла клевета противников. Рубцов л Митин, использовав инспирированные показания кулака Лабунца и возвраще­ ние из Маньчжурии бежавшего с белыми брата Кленова — Кирилла, обвинили Корнея Севастьяновича в тяжелых пре­ ступлениях перед народом и добились «го осуждения. Судьба Кленова — судьба суровая, исключительная. Но тем прекраснее вы­ сокий духовный подвиг этого советского человека-коммуниста, через все испыта­ ния пронесшего веру в свою партию, в свой народ, в свое святое дело. Нет, не сломился, не ожесточился Кленов, не вы­ студила его душу полярная стужа, не потерял он ни веры в жизнь, в людей, ни своей сердечной чуткости. И когда пар­ тия повела борьбу с последствиями куль­ та личности, Кленов вернулся в родной колхоз тем, кем он был всегда, — ком­ мунистом. Образ Корнея Кленова — серьезная удача Н. Шундика. Мы уже говорили о том, что в романе, изображающем большой период нашей истории, все время чувствуется свое, шундиковское, понимание событий. Ве­ дущ ее место в идейно-художественной концепции романа «Родник у березы», как мы уже говорили, занимает конф­ ликт между людьми «с коммунизмом в сердце» и «ряжеными», карьеристами и честолюбцами. По мысли Шундика, борь­ ба между этими силами определяет глав­ ное в истории тридцатых годов. С этим нельзя согласиться. Во всяком случае здесь многое автором упрощено, многое не продумано. Между тем он сам наме­ тил в романе другое, верное толкование. В одной из первых глав произведения чи­ татель узнает о сговоре белогвардейца Зарубина и кулака Лабунца. «— Вглядываться, внюхиваться нуж­ но в дела их, выискивать малейшую трещину,— говорит своему напарнику Зарубин.— Иной из них смелый, реши­ тельный, на какое-нибудь большое дело широко размахнулся, а ты науськай на него осторожненького, осмотрительного, который о своем чине больше печется и потому никаких промашек не делает... Старший Лабунец одобрительно заки­ вал». Как видим, здесь довольно четко опре­ делено место, которое занимали в борьбе тридцатых годов белогвардейцы, кулаки и троцкисты. Однако дальше эти мысли Н. Шундиком никак не развиваются. Ак­ тивная роль троцкистов и белогвардей­ цев в сюжете романа почему-то сменяет­ ся сугубо пассивной. Злейшие враги Со­ ветской власти оказываются здесь лишь слугами у «ряженых», они выполняют ■отдельные их поручения. Так кулак Ла­ бунец по предложению Рубцова дает ложные показания в «деле Кленова». А троцкист Марцев помогает Рубцову и Шешере в их борьбе с Гуреевым. Могут возразить, что автор и не пред­ полагал нарисовать все моменты и на­ правления сложной идейной и полити­ ческой борьбы тридцатых годов. Но ведь Н. Шундик сам наметил верную расста­ новку сил, зачем же он от нее отка­ зался? В одном из своих писем к сыну Алек­ сей Толстой сообщал: «Сейчас занима­ юсь... писанием «19-го года». Кажется, нашел стиль и форму для этого очень трудного романа». Вот в «Роднике у бе­ резы» эти стиль и форма, как мне пред­ ставляется, и не найдены еще автором. Композиционно роман еще не сбит и, прежде всего, потому, что в нем нет сю­ жетного стержня. Многочисленные темы и линии книги плохо соединены между собой, разрозненны, а иные из них прос­ то излишни. Характерно, что несмотря на усложненную композицию (многочис­ ленные ретроспекции, вставные эпизо­ ды), роман все же воспринимается как хроника. Этому способствует, между про­ чим, и то, что «связь времен» в романе осуществляется сугубо хроникальными фразами. Автору по его замыслу нужно часто перебрасывать героев из одного времени в другое, и тогда он прибегает к таким нехитрым приемам: «Через ме­ сяц Катю выписали из больницы. Еще через месяц она стала женой Кленова. Вскоре пришла к ним большая печаль— похоронила мать Корнея Севастьянови­ ча. А через два года пришла и радость: родилась дочь Танюша. «Или: «Так про­ шел год, месяц за месяцем покатился второй, а скрытую борьбу свою с Гурее­ вым Рубцов никак не мог довести до конца». Автора явно смущает временная про­ тяженность основного конфликта книги. Так в романе возникают как бы два пла­ на: с одной стороны, развивается дейст­ вие, а с другой — автор, как на счетах костяшки, откладывает недели, месяцы, годы, то и дело напоминая читателю, что речь уже идет о 1931... 1934... 1936 го­ дах. Бывает, что на одной странице и даже в одном абзаце читателю расска­ зывается о двух-трех годах. Поэтому конфликт в глазах читателя не углуб­ ляется, а как бы растягивается во време­ ни, теряя свою остроту, эмоциональную правдивость. Растянутость действия не способству­ ет и яркой обрисовке всех выведенных в книге характеров. Большая часть из них, как, например, Гуреев, Макаруша Подкова, остались во многом схематич­ ными. Не удались автору и фигуры яв­ ных врагов Советской власти, как Лабу­ нец, Зарубин, Марцев. Впрочем, что ка­ сается воссоздания человеческих харак­ теров, то дело здесь, по-видимому, не только в недостатке мастерства, а и в определенной авторской позиции, иногда формулируемой прямо (например, так: «Но беспощадное сито времени произво­ дило свою упорную работу, отделяя по­