Сибирские огни, 1959, № 11
дители у нас умерли рано, и все заботы по дому легли на него одного. По ка я был мал, жили мы, помню, не так чтобы очень уж плохо, но и хоро шего ничего сказать нельзя. От отца осталось нам около двадцати му1 земли. Земля солончак, сколько ни поливай ее потом, все равно много не соберешь. Трудились мы с братом от зари до зари, из сил выбивались, но только в самый лучший год имели что поесть. А такие годы бывали редко. Помню, брат весь день в поле мается. Вернется домой и не знает, за что ему раньше браться, то ли за еду, то ли за что другое — ведь жен щины дома не было! — так что и кроить ему приходилось самому, и шить. Но трудности эти не согнули его. Не только сам он за себя все’де лал, но и меня на ноги поставил. Давно это было, но я и сейчас вижу его таким. Где у человека силы брались?.. Я еще сплю, а он уже у очага во зится: приготовит мне завтрак, сунет себе за пазуху кукурузную лепеш- ку и в поле. Обедать домой не приходил, а отдохнуть или соснуть часок- другой в середине дня, — у него и мысли такой не было. Домой возвра щался уже затемно. По лицу пот ручьями бежит, губы потрескались; возь мет ковшик из тыквы-горлянки, прильнет к нему и, пока весь не опорож нит, не оторвется... Только после этого разведет огонь и начнет ужин го товить. Был он какой-то нелюдимый, неразговорчивый, иной раз из него сло ва за день не выудишь. Но если уж скажет что, так словно гвоздь вобьет. Кричать на меня не кричал, бить не бил, и все-таки я его побаивался. Нет, нет, ты не думай, будто он держал меня в черном теле, — такого он себе никогда не позволял. Как нам ни приходилось туго, а он всегда что- нибудь придумывал, чтобы я был и сыт, и одет... Как-то мы два года под ряд снимали неплохой урожай. Так он сам отвел меня в школу, и я про учился две зимы. Как сам он жил? Что на это ответить?.. До того бережливо, что даль ше уж некуда. Не курил, вина капли в рот не брал, тратить деньги на ка кую-нибудь мелочь, скажем, на самый дешевый пирожок, не тратил; пом ню, на площади перед храмом по праздникам у нас устраивали базар, —- уйдет он туда на весь день, ходит, присматривается, а купить себе ниче го не купит, так и возвращается домой голодный... А ведь красивый па рень был — рослый, сильный. Но хоть бы один раз видел я его с девуш ками!.. Единственная у него была страсть — трудиться. Так он и жил, так и растил меня. В тот год, когда мне исполнилось четырнадцать лет, у нас в деревне случилось несчастье. Паводок был, какого я никогда потом и не видел. Ни зернышка урожая мы не сняли, жить стало совсем трудно. А на сле дующий год сушь выдалась, все три жарких летних периода ни капли дождя с неба не упало. Что взошло, то повысохло. Куда было подать ся?.. Наступила осень. А тут через нашу деревню проходили партизаны, отряд из Восьмой армии. С ними я и ушел. Перед уходом подозвал меня брат и сунул в руку четыре серебряных даяна2 — единственное, что v него оставалось, он их в закутке под каном3 прятал. — Бери, пригодятся, — сказал он мне просто. — У тебя же ни крошки хлеба нет, — говорю я. — Как ты жить бу дешь, если мне отдашь? — Что-нибудь придумаю, бери... Я, конечно, отказывался, не хотел брать этих денег, но он стоял на своем. Я горько заплакал, у него на глазах тоже выступили слезы. Дол- 1 М у — ’/i6 га. 2 Д а я н — денежная единица в старом Китае, то же, что и рубль (Прим перев.). 3 К а н — лежанка, обогреваемая идущим от очага дымоходом. (Прим. перев.). 7. «Сибирские огни» № 11.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2