Сибирские огни, 1959, № 10

Однако стена высока и выглядит неодолимо. Может быть, безумно бороться с нею? Может быть, разумнее жить беззаботно, как живут дети, которым жизненные невзгоды и разочарования представляются лишь не­ ясными раскатами далекой грозы?.. Нет, так нельзя. Стена здесь, рядом. Она неумолима. Она обруши­ вает горе, внезапное, как удар молнии, ужасное, как смерть. Что же де­ лать? Бороться? Но есть ли возможность для борьбы?.. Все равно! Будь, что будет, но я не хочу мириться, я протестую! Пусть стена неприступна, а человек в сравнении с нею мал и немощен! Все равно, я протестую!.. Не просто звуки, а чужие раздумья слышал Василий, чужие страсти потрясали его. Он печалился и негодовал вместе с человеком у стены. Он радовался, если радостно было тому, и чувствовал себя свидетелем его жизни — поисков и разочарований, любви и успехов, смирения и само­ забвенной борьбы. А в конце — опять стена и человек рядом с нею. Человек стар и слаб. Добился ли он чего-нибудь? Узнал ли счастье? Нет. Он обессилел в поисках и боренье, ему не перебраться через стену, хотя она уже не та, не прежняя. Она расшаталась, зубцы ее обвалились. За нею смутно, как в рассветном сумраке— заманчивая даль. Стену можно преодолеть, можно! Однако силы иссякли и впереди вместо блаженства — вечный покой смерти... ...Когда раздались аплодисменты, Василий вздрогнул. Почему хло­ пают? Зачем? Потом он увидел, что дирижер на сцене раскланивается, что по его знаку поднялись ор’кестранты. Василий повернулся к Маше, и та грустно улыбнулась ему. — Понравилось? — спросила Эмма. — Не знаю... То есть, понравилось. Но мне жаль его... этого челове­ ка... Искать, стремиться и не найти, не достичь... Всю жизнь бороться, что­ бы перед смертью убедиться: цель так и не достигнута, она все еще впе­ реди... Какая судьба труднее такой? Или это удел всех, кто первый всту­ пает на непроторенный путь?— недоуменное внимание обеих девушек ос­ тановило Василия. — Мне понравилось, — коротко ответил он. — А вам? Эмма удовлетворенно кивнула, Маша сказала: — Мне оч-чень... И сразу грусть, навеянная музыкой, отодвинулась, уступив место радости. Она, эта радость, была, кажется, только ярче, сильнее в сосед­ стве с недавней грустью. Василий вспомнил вечерний город, сверкавший самоцветами огней, звонкий хруст снега под ногами и бесконечно дорогое Машино «оч-чень», которым она откликалась на его слова о своей жизни и планах. Нынешней зимой погода неизменно солнечная, зовущая куда- то вперед, в счастливую даль, распахнувшуюся гостеприимно на все че­ тыре стороны. Они с Машей будут идти рука об руку, и если встанет на пути стена, не устоять стене! Они вырвутся на сияющий простор земли, и когда-нибудь о них будет написана другая, полная света и радости му­ зыка. — Готова спорить, твои мысли совсем не о Чайковском, — засмея­ лась Эмма. Смех у нее был ничуть не обидный, именно такой, каким дол­ жен быть смех в эту удивительную минуту. — Прогуляемся? — предло­ жила она. — Семеныч! Василий! Возражений не имеется? Эмма, подхватив Долинина под руку, первая направилась к выходу. Неожиданно Василий и Маша увидели в толпе Бориса. Вместе с ху­ денькой тонконогой девушкой Радов вел под руки дряхлого седого стари­ ка в черном мешковатом костюме и, рассказывая о чем-то, улыбался с безмятежной веселостью человека, у которого все в жизни так хорошо, что лучше и не бывает. Василий потемнел. Маша заметила это и потянула его в сторону, ис- 91