Сибирские огни, 1959, № 10
этот безмолвный призыв, а наоборот, отвел взгляд и посторонился. Сту дентка, возмущенная, убежала, а Василий шагнул за перегородку. Аня сидела, выпрямившись и высоко подняв голову, но такую муку выражали ее сухие, горячо блестевшие глаза, а лицо было такое блед ное и напряженное, словно она хотела и не могла уже плакать. — Я потом, я после,— Василий уже взялся за ручку двери, однако Аня жестом остановила его. Долгую минуту они выжидающе молчали. А когда Аня повернулась к Василию, глаза ее уже не блестели. Они каза лись потускневшими, как пепел. — Ты был у него... Ты скажи: он ведь искренне... Аня обращалась к Горнову, но спорила, вероятно, с членами коми тета, которых уже не было здесь. «Может быть, слухи о разрыве непра вильны?» — с надеждой подумал Василий, а вслух сказал: — Он обещал и пришел. Он не обманул. — Он не фальшивый, он — слабый,— вздохнула Аня.— И если не правда, он сам мучается. Спасибо. Нет, все-таки у них кончено и надо бы возразить, что совсем не об этом хотел сказать, что она совсем иной смысл придала его словам. Она и сейчас не хотела признать, что Радов — эгоист и обманщик. Но раз убеждать ее в этом? Василий вспомнил Машу и то, как она, плача, ждала его на лестнице, и ее слова о том, как больно, когда нет веры. Ему пока залось даже, что он ощущает тепло и соленость ее слез. Когда после это го он снова взглянул на Аню, то понял, что ни сейчас, ни позже не осме лится разрушить последнее, что осталось ей от любви: веру в искрен ность и правдивость любимого. Ушел Горнов ни с чем, а Лисавенко взяла со стула книгу, пролист- нула несколько страниц и обессиленно опустила руки. Во рту появилось ■ощущение кислого, перед глазами замелькали синие, желтые, зеленые круги. Тошнота прошла так же внезапно, как подкатила, но Аня еще долго сидела, не двигаясь. Потом ей стало жарко. Она расстегнула ворот блуз ки, прижалась к прохладной спинке дивана, снова раскрыла книгу. Глава была знакомая, читанная еще месяц назад, перед семинаром. Мысли при хотливо перескочили от книги к этому семинару, и совсем унеслись в сторону. Аня вспомнила маленькую избушку на краю лесного поселка. Не давно была метель. Все вокруг тонет в колючем снегу. Она на лыжах возвращается из школы. Руки у нее окоченели. Она никак не может раз вязать ремни и готова разреветься от досады и холода. Не выдержав, она вытаскивает ноги из валенок и бежит в сени в одних чулках, а вален ки торчат поверх лыж и кажется, что их надел невидимка. Теплый воздух в избе охватывает ее со всех сторон, как мягкое пу шистое одеяло. Она входит в горницу и, увидев за столом отца, садится к нему на колени. Грудь отца прикрыта старым и прочным брезентовым передником, от которого густо пахнет сосновой смолой и столярным клеем. Отец — потомственный столяр. Он гордится своей профессией и фамили ей, известной всем в районе. — Ну, как тут наши щеки? Целы? — спрашивает он шутливо и вдруг замечает, что Анины носки в блестках снега.— Или с ремнями от лыж не сладила? Ссадив Аню, он подымается, вероятно, за тем, чтобы пойти отвязать валенки. Однако Аня опережает его. — Я сама, я сама,— кричит она. Ремни на этот раз легко поддаются, и Аня появляется в избе доволь ная и снова усаживается к отцу на колени, пряча под его передник руки, красные, как гусиные лапы. Далекое воспоминание вызывает сейчас не радость, а отчаяние. Аня
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2