Сибирские огни, 1959, № 10

— Вот почему так,— тихо продолжала Маша.— Вот когда я о лю­ дях думаю, всегда очень ясно луг вижу в цветах. Все — по-своему кра­ сивые и всем что-нибудь приятное сделать хочется. Особенно, если кому трудно. А вот Борис, он тоже ведь красивый и в своем институте на ви­ ду. отличник, на городской научной конференции, говорят, выступал. Или вот с часами... Я иногда начинаю бояться... Я не понимаю, должно быть самого важного в людях и вообще в жизни... Василий чувствовал, что она ждет чего-то, вероятно, чтобы он успо­ коил, помог разобраться, а он не знал, что и как сказать. — Ивушка ты моя,— промолвил он после раздумья.— Зачем ты так. Зачем бояться? Не поможет, если бояться! В последнее время у ме­ ня самого такое настроение, что всем делал бы только приятное, никому не мешал... Это и Костя заметил: размякать, говорит, стал. Видно, прав Костя... Луг, цветы красиво, да только ведь цветы — разные. Есть ядо­ витые и просто чертополох, а где-то в зелени — камни под ноги. Нет. раскисать вредно и не время — это уж точно. Против камня сам будь ка­ менным. С хищной росянкой не церемонься... Маша вздохнула: Все равно, непонятно... И больно, когда вспомнишь. Вот неплохие же люди, а делают плохо. Ты сам об этом не раз говорил... В книгах или на лекциях все ясно, а так вообще — непонятно. А понять нужно! Она подняла голову, и Василий, даже не видя в темноте ее лица, уловил пере­ мену в настроении. Уловил каким-то интуитивным чувством которое было у него только в отношении Маши и которое казалось ему самому удивительным и обнадеживало больше взаимных клятв и заверений в любви. у — Ты^ не обижайся, если я скажу,— заговорила Маша снова,— Ты тоже какой-то разный. Иногда — сильный и умный, а то как мальчишка... Ответь, только без утайки — тебя выдвигали секретарем комитета? Мне сказали, что ты отказался из-за меня будто... Что же ты молчишь? А Василий вспомнил разговор с Харитоновым, свой отказ, и чувство невосполнимой утраты, которое овладело им тогда, заполнило сердце. Ва­ силии еще крепче прижал к себе Машу, успокаиваясь уже оттого что она тут, близко-близко. ^ сердись, сказал он.— Так вышло. Я тогда совсем голову потерял. И теперь еще как-то все не совсем ладно. — Значит, правда, отказался,— вздохнула Маша. Ты недовольна? — Василий заговорил совсем тихо.— Я понимаю, так нельзя. Пусть учение, пусть не самый бой, не настоящая работа, ко­ торая пользу приносит уже сейчас, все равно, надо во всю силу. Я пони­ маю, а не могу ни о чем, кроме тебя, думать. Или о тебе, или чтобы с то­ бой было связано... Как хочешь суди, а только иначе не получается. Не сердись... Разве я виноват, что так люблю тебя? Погоди, остановила его Маша.— Разве на это сердятся? Но лучше, чтобц никто не смел осуждать... Я скажу глупость, ты не обижай­ ся. Я, наверное, тщеславная, и я гордилась бы, если бы тебя выбрали сек­ ретарем. Вот знаю же, что плохо задаваться, а задавалась бы страшно Ты прости... Василий нетерпеливо потянулся к ней, ловя губами ее губы. Она сначала не противилась, но он смелел, и горячность его невольно переда­ лась ей. Она не боялась того, против чего обычно предостерегают деву­ шек, потому что была уверена в себе; однако ей казалось, что у них с Ва­ силием что-то не так, как хотелось бы. Она почувствовала вдруг душев­ ную утомленность и сказала, пытаясь подняться: — Уже поздно... Василий опять жадно обнял ее. Маше стало больно, и она рассерди­ лась. Однако и сердиться сил не хватило.