Сибирские огни, 1959, № 10
заставило сжаться, собрать нер'вы в комок. Эмма снова, как и минувшей ночью, разглядывала ее, и даже тогда, когда вынуждена была отводить взгляд, все равно отмечала каждый шаг Марии, словно обрела способ ность видеть соперницу не просто и не только глазами. Маша, вначале не замечавшая этого враждебного надзора, наконец, почувствовала неладное и стала двигаться с такой осторожностью и так скованно, будто на полу была наставлена стеклянная посуда, и только лицо ее все еще сохраняло просветленное выражение, с которым она во шла в комнату. «Овечка... Ну, овечка! Не может быть, чтобы он с ней. Невозможно! Нет!»—думала Эмма, а лицо Маши Кротовой кричало ей: «А вот и да, да, да!» — Ты где была вчера? — не выдержав, спросила Эмма как можно спокойнее. — Вы помирились? Кротова подняла на нее глаза — не то удивленные, не то обрадован ные. Она точно раскрылась навстречу. Это было неожиданным и лучше слов говорило о счастье и подкупающей искренности. В сердце Эммы слов но подтаяло что-то. Смутная мысль, что лучше бы отступиться, не ме шать, эта мысль пришла к ней, вызвав чувство раскаяния. Ой, он такой, такой замечательный, Василий!— воскликнула Ма ша. — И я... Мне так хорошо, что даже не верится!.. Слова ее, особенно напоминание о Василии стегнули Эмму. Она плот но сжала губы, взгляд ее снова стал враждебно колючим, и Маша ощу тила это всей раскрывшейся, ничем не защищенной душой. — Значит, помирились? — переспросила Эмма и отвернулась. — Что ж, всего вам... — Ты считаешь, что все из-за меня? — раздался за спиной ненавист ный ей голос. — А я ни в чем не виновата перед тобой. И мне жалко... Эмма побледнела. — Кого жалко?! Ты чего привязалась? Просят тебя объяснять? Не нуждаюсь в объяснениях! И в Василии твоем не нуждаюсь! А только за помни: не для тебя он, не по тебе! На руках ты у него повисла... Ему пред лагали быть секретарем комитета, он отказался. Из-за тебя отказался! И ты... ты думаешь и дальше так будет? Бросит он тебя, запомни... Увидит, какая... ты есть — и бросит... Бросит! Но чем настойчивее она повторяла это слово, тем яснее слышалась в ее голосе неуверенность. Эмма будто убеждала самое себя, что так и бу дет. Она уже раскаивалась, но не в том, что говорила, а как говорила. Спускаясь в столовую, она мысленно произносила иные, уверенные и бе зошибочно бьющие в цель слова. В прихожей навстречу ей неожиданно выступил Василий. — Не торопись! — недружелюбно сказал он. — Постой! — Начало грозное, — смело откликнулась Эмма.— Алеко ищет свою Земфиру и злится... Ты меня принял за Земфиру? Чему или, вернее, кому обязана путаницей? — Шуточками не отделаешься. Я догадываюсь, как попадают часы в чужие чемоданы, — вот о чем речь... — О, тогда, действительно, путаю я, а не ты. Передо мной не Алеко, а Шерлок Холмс. Может быть, уважаемый Шерлок Хомс, поделитесь своими догадками? Ну, допустим, — хотя это смешно и глупо, — что ты прав, часы попали в чемодан по моей вине, Маша — сущее сокровище, а я — преступница. А что дальше? — Какая же ты... — сквозь зубы начал Василий. Но Эмма прервала его. — Я не окончила, дорогой товарищ, вы опять делаете поспешные выводы. Допустим теперь другое: Маша украла... Спокойно, Горнов! Ма
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2