Сибирские огни, 1959, № 10

го не слышала, а сама ждала, ждала вопреки всему, что вот-вот войдет Василии и станет ясно: его вызывали не к Маше. Молчал и Долинин, хотя совсем по другой причине. Он всматривался в силуэт девушки, четко выделявшийся на светло-сером фоне окна и пугливая н а д е ж д а на счастье, на то, что Эмма — такая умная, сильная поймет и оценит его преданную затаенную любовь, эта надеж­ да боролась в нем с опасением ошибиться, испытать новый удар, особен­ но страшный теперь, в его положении и возрасте. «Тешить себя иллюзи­ ями, потянуться к огню и, не дотянувшись, еще мучительнее ощутить хо­ лод, зачем? — думал он. — Нет, прежде всего благоразумие. Лучше не пытаться...» В последние годы он не раз успокаивал себя подобными мыс­ лями; Но сейчас ему легче не стало. Он снова и снова перебирал в памя- ги все каждый взгляд, который Эмма бросала на него, каждое обра­ щенное к нему слово — и заинтересованность, нет, симпатия, проявляемая Эммой, представлялась очевидной, надежда крепла, а рассуждения о бла­ горазумии казались трусостью. Он не обрлыцался на свой счет. Некрасивый. В тридцать два года студент второго курса. Это — настоящее. В перспективе — учитель физи­ ки и математики наук, которые не любят. Высокие помыслы, мечта­ ния— для него позавчерашний день. День вчерашний— тюрьма «за связь с врагом народа...» Многие, тот же Горнов, красивее, удачливее. Для них любовь проще. А для него любовь была бы великой наградой. Именно потому, что неудачлив и немолод, он будет любить самозабвенно, без ог­ лядки, как никто другой. Только бы Эмма поняла это! Он неотрывно смотрел на девушку, не зная, как начать разговор, и надеясь, что знаком ли, жестом, она поощрит его. Потом вспомнил Машу, ее чутко переменчивые добрые глаза, и ему захотелось, чтобы у Эммы были сейчас такие же. Это желание было настолько сильно, что он пове­ рил: правда, и уже досадовал на темноту, из-за которой нельзя разгля­ деть глаз Эммы. Эмма! — заговорил он, решившись сказать о том, что было на душе. Ты знаешь, Эм'ма... Вернее, я, Эмма... Спорили тут, — начал он снова после неловкой паузы. — Утешительство, жалость — унизительны, это так... Но внимание, чуткость -— как без них? Если ко мне вниматель­ ны, я сторицей отдам! За сердечность — жизнью заплачу. Без остатка. Если бы ты могла понять! Эмма повернула к нему голову, .и теперь четко выделились пышные, спадавшие на плечи волосы. Сторицей? Жизнью? — сказала она, продолжая между тем при­ слушиваться к малейшему звуку за дверью, в коридоре, и думая о Васи­ лии. — Чуткости, внимания не хватает, ты прав. Я понимаю тебя... Одна­ ко счастье не падает в руки само. Мне никогда и ничего не давалось лег­ ко и просто, как Майе, например. В этом все дело. Долинину стало ясно, что она не поняла его намеков, однако объяс­ ниться определеннее он не посмел, испугавшись сам не зная чего, быть может, решительности, с какой говорила Эмма. На заводе металлоконструкций прогудело десять, потом половина одиннадцатого. В общежитии все затихло. Оставаться дальше нельзя бы­ ло, но уйти не дождавшись Василия? Эмма не хотела поверить, что все напрасно, даже эта история с часами, что Василий там, с Машей, а ей ничего не остается, как сидеть в темноте и ждать, поддерживая бесполез­ ный разговор с этим забавным лысеющим человеком. Потом она поду­ мала, что все можно узнать и не ожидая, стоит только проверить, дома ли Кротова. Она даже удивилась, как это не пришло ей в голову раньше, и заторопилась. Долинин хотел проводить ее, но она отказалась. Так надо, останься, — заявила она. Назар Семенович вздохнул, однако настаивать не решился. 5. «Сибирские огни » № 10.