Сибирские огни, 1959, № 10

— Пусти! — Нет!!! Руки Василия вздрагивали, и голос прерывался. Ему было трудно дышать. Из коридора звонкими вихрями налетали звуки баяна. Чьи-то шаги шуршали совсем рядом, за дверью." — Я позову на помощь! — Все равно. И Маша поняла: звать на помощь не только глупо, но и жестоко. Ты-то... Тебе чего надо? Я же украла, я воровка... Отойди, сейчас же! Твердить, что любишь, и поверить первому подозрению... Весь ты тут — весь... — Маша обессиленно оперлась на стул, который уже не раз, вырываясь, задевала локтем, и заплакала. В коридоре все стихло. Изредка по стене напротив окон, ощупывая ее, скользил свет автомобильных фар. На мгновение становились видны портреты Менделеева и Попова, черный эбонитовый выключатель, верх­ няя половина двери, а потом тьма еще больше сгущалась, и столы, тре­ мя рядами стоявшие в аудитории, выглядели неуклюжими и пугающе большими. Девушка еще ниже склонила голову. — Я думала, настоящее у тебя и ты — настоящий... А ты... ты... — Маша на долгую минуту умолкла, и Василий почувствовал, что она пла­ чет — беззвучно и жутко. — Был свет, и было ясно, — заговорила Маша, собравшись с сила­ ми. — А теперь, как в ночь... И конец, лучше — сразу... Василий неподвижно стоял перед нею, и Маша невольно придвину­ ла поближе к себе стул, словно ища опору или защиту. Но опять про­ скользнул в окно свет, и Маша успела увидеть лицо Василия. Было на нем выражение такой боли, что, вздрогнув, Маша забыла обо всем, кроме это­ го лица. — Прости меня! Но я не могу иначе. И так лучше обоим! — почти вскрикнула она. Василий взял ее за плечи, долго в темноте всматривался, пытаясь увидеть глаза. — Не верю! Что лучше так — не верю! Что кончено— не верю! Ска­ жи, только правду, ты хоть немножко любишь меня? Только правду. Далеко-далеко, наверное на вокзале, прогудел гудок. Потом, похо­ жие на шелест листвы, донеслись приглушенные аплодисменты. И снова— тихо. — Так. Молчишь, — промолвил Василий. — Молчание и — ответ... А я все равно люблю тебя и не уйду. Пусть не конец, лишь бы не конец. И опять стало слышно, как аплодируют в актовом зале. На улице сердитым басом взревел автобус. Потом едва слышно что-то треснуло в. окне. — Так, — повторил Василий, и это было тоже, как треск, только глу­ хой, каменный. — Не отвечаешь... Но знай: другого такого разговора не: будет. С меня достаточно. Я мечтал, надеялся — мы вместе, рядом пой­ дем в жизнь. Оказалось, все — дым. Я люблю, но будет надо, вырву, задушу свое чувство, — голос его сорвался. Василий вспомнил вечер, ко­ гда они бродили с Машей и город казался огромной сокровищницей, при­ надлежащей им двоим. Неужели никогда больше не повторится такой ве­ чер, никогда сверкающие огни не станут самоцветами, заросли акации не превратятся в серебряные кружева, и даже в мечтах не будет янтарных рассветов, синих вечеров, чудо-терема? Мир без любви — серый, тусклый мир. Василий почувствовал, что еще мгновение — и станет вымаливать- любовь, как милостыню. Только ясное сознание того, что он никогда не простит себе, если унизится до мольбы, только это еще удерживало его. — Да, задушу! Сил у меня хватит! — лихорадочно заговорил он,