Сибирские огни, 1959, № 10

рону скульптуры, у специально выпущенной к собранию стенгазеты, сту­ денты сгрудились плотной, в три ряда толпой. Василий услышал, как кто- то начал громко декламировать стихи, и хотя в шуме и гаме слова были не очень разборчивы, он угадал, что это за стихи, и напряженно застыл. Я видел, кто-то незнакомый Тонул в йахорочном дыму. Я видел, в полутьме вагона Склонилась женщина к нему. Я слышал, как она шептала О том, что близок милый дом, Что вся семья отца заждалась, Тревожась день и ночь о нем. О том, что маленький сынишка (он вырастает крепышом) Бойца в своей любимой книжке Упорно называл отцом. В этот миг баянист оборвал плясовую, и голос, читавший стихи, за­ звучал так уверенно, четко, как будто знал: ему не посмеют мешать. Я был взволнован лаской строгой, Теплом сердечным этих слов. Я сам с глубокою тревогой Их повторять ему готов! А он лежал и от волненья Ни слова вымолвить не мог Свисали с лавки вместо ног Протезов мертвые поленья. Василий опустил голову. Это были его стихи, и он избегал смотреть на Эмму и на студентов, стоявших вокруг. А когда ни Даль, ни другие ничего не сказали ему и снова заиграл баян, Василий вдруг ощутил силь­ нее, чем обычно, мертвую тяжесть протеза на правой ноге и сам себе по­ казался инвалидом, до которого никому здесь нет дела. «Я видел, в полу­ тьме вагона склонилась женщина к нему» — эти строки, написанные год назад, стали напоминанием о том, что он уже почти потерял. «Кто любит, тот прощает»... А где принципиальность! Бесцеремонная рука опустилась на его плечо. — Скучаем? —однокурсник Василия Григорий Оленев, покровитель­ ственно улыбнувшись, встряхнул огненно-рыжим чубом и стал очень по­ хож на молодого петушка, который хочет поважничать, повеличаться: — Слышу, читают, а чьи стихи, непонятно... Вот не знал, что пи­ шешь, нехорошо скрывать, форма, конечно, слабовата, а божья искра есть, поздравляю... Он проговорил это одним духом, почти без пауз, а смотрел на Эмму, и стало ясно, что подошел он из-за нее. — Так стихи твои? — удивленно спросила Эмма.— Не подозревала, что ты, Василий, поэт. Я думала, автор — Григорий, наш избранник муз, и, признаться, удивилась — вот как здорово умеет. За ошибку извини­ те оба. Григорий оскорбленно вспыхнул, однако, словно по инерции, продол­ жал говорить в прежнем тоне: — Да, поздравляю, божья искра есть, могу ввести в литобъединение, я там свой человек, не возражаешь? Но Василию было уже не до Оленева и не до звонка, который зали­ висто прозвенел на весь институт: в толпе мелькнули белокурые волосы Маши. Он догнал ее у самого входа в зал, схватил за руку, пытаясь оста­ новить. Маша, с таким знакомым отчаянием взглянув на него, вырвала руку и ускользнула в толпу. — Ты почему, Василий, сбежал? Сядем вместе, — выпалил Оленев, подходя с помрачневшей Эммой.