Сибирские огни, 1959, № 10

кор его желаниям: в коридоре у стены стояли Эмма и Лена, не замечая, что известка пачкает их одежду. Лена, судя по воспаленным глазам, го­ това была вот-вот заплакать. Эмма неприступно гордо держала красивую свою головку. Потом появилась и Майя. Двигалась она необычно резко, решительно. Полные крупные губы ее были сжаты. — Сказала? Чего еще ждать? — обратилась она к Эмме.— Я пре­ дупреждала, лучше не вынуждай, чтобы я сама... Василию было непривычно видеть, что Майя так сурово говорит с Эммой, хотя до сих пор во всем подчинялась подруге. — Ты извини, — обратилась к нему Эмма, покорно выполняя Майи­ но требование и бледнея от того, что делает это. —Майя.. Все мы... счи­ таем, что не надо никому рассказывать. Мы скрыли даже от Павловской, которая теперь живет с нами. К чему калечить Кротовой жизнь? Мы скроем, и ты—никому. В конце концов надо войти в положение. Сирота— , Эмма оглянулась на Майю, торопливо добавила: — К тому же она счи­ тает... — Я уверена!— перебила ее Майя.—К черту часы, если такое из-за них... — Да, и я тоже... я уверена, что часы случайно, что по ошибке... Мы и Маше так сказали... Ты, пожалуйста, никому, — продолжала Эмма, и Василий метнул на нее горячечный, почти бессмысленный взгляд. Он чувствовал, что запутывается все больше. То, что девушки дого­ ворились молчать, Машу не оправдывало. Наоборот, это как-то по-особен­ ному подчеркивало страшный смысл происшедшего. А в следующую се­ кунду он вспомнил слова Зотова: «Кто любит, тот прощает», те самые - слова, которые еще недавно вызывали протест. «Да, конечно, любить — это и прощать! Майя просто подруга и все же простила. А я — люблю, я сделаю все, чтобы Маша никогда больше, чтобы даже в мыслях не сме­ ла...» Василий твердил это, но все равно терзался от сознания того, что все происходит совсем по-иному, чем мечталось, что любовь пришла несклад­ ная, несчастливая. И разве чище станут руки, если закрыть глаза на то, что они залеплены грязью? Пришли на ум и последние слова Харитонова, хлестнули по сердцу. «Он ведь будет ждать ответа, — математически сухо и четко подумал Ва­ силий. — Надо решать. Сегодня. У меня нет никакого права отказаться. Если поручают большое дело, доверяют, — хоть расшибись — выполняй, а переживания — спрячь подальше». Эти рассуждения представлялись такими верными и так неопровержимо подтверждались всей книжной мудростью и собственным суровым опытом, что Василию стало стыдно за глупое упрямство в разговоре с Харитоновым. «Да, конечно, согласиться... И не колебаться. Это позорно так распускаться. Дело — прежде всего. И так — надо! Работать и работать. Как отец, как Костя...» Он уже стал думать о том, что и как скажет Харитонову, как пове, дет себя, когда его выберут. Он отбросит личное, ив этом будетего сча­ стье. Но разве для него любовь, чувство — тольколичное? Есливычерк­ нуть, не думать об этом, как же понять то, что онхотел понять?Не для себя одного — для всех! Чем ближе к вечеру, тем сильнее щемило сердце. По комнате расползалась темнота. Сначала она заполнила углы, за­ бралась под стол и кровати. Потом разлилась по полу. А Василию чуди­ лось: темень вползает в душу. Позавчера и третьего дня в это время он шел на свидание к Маше. Теперь не будет больше встреч... Не будет? Василию показалось, что Маша тут, рядом. Она — всюду: в углу комнаты, в неясном колыхании ветвей березы, за окном, в воздухе, в нем самом, в его сердце...