Сибирские огни, 1959, № 10
желтовато-белые, то отливающие голубизной. А люди, разве подобно цве там, они не должны быть красивы каждый по-своему?.. Мысли нисколько не мешают работе. Вот и еще один лепесток готов.. Надо поменьше темных оттенков, чтобы роза была веселее. Как это про сто — убавить темного, когда вышивка! Эмма захлопнула книгу, удовлетворенно разогнула спину. Окончила работу? — Смешные эти декабристы, — раздался ее уверенный голос. — По написано о них — уйма, и все в героическом духе. А вели они себя просто наивно. Построили войска, целый день морозили солдат на Сенатской площади, но так и не отдали приказа стрелять. А на допросах выкладыва ли Николаю Первому все свои тайны, как заученный урок перед препо давателем. Рылеев — тот даже плакал перед царем и в письмах к жене восторгался умом и добротой Николая. А царь отправил его на виселицу. Нечего сказать, здорово разбирался поэт в людях! Эмма, улыбаясь, глядела прямо перед собой, уверенная, что ее слу шают. — А в ссылке, на каторге! Нам стараются рассказывать об этом по жалостливее, а на самом деле жили декабристы — не все, но большинст во — совсем даже неплохо, — продолжала она. — Прославленная Вол конская с мужем тратили в год чуть не сорок тысяч. Страдала, называет ся! Вот уж, действительно, надо было помучиться, чтобы тратить в Си бири такую уймищу денег. — Не злословь, Эмма,—укоризненно сказала Майя, откладывая жур нал в сторону. — А я не злословлю. Я хочу восстановить истину — вот и все, — за диристо возразила Эмма. — Когда-то историки, такие же дворяне, как и декабристы, понаписали об их мученическом пути, а мы до каких пор по вторять будем, как попугаи? С точки зрения богатого дворянина, сорок тысяч в год, быть может, и нищета, но крестьяне, которых в то время про давали по сто рублей за голову, сказали бы — да это райское житье! Мне, понимаешь, почему-то ближе точка зрения этих самых крестьян, моих прадедушек... Ну и понапишу же я в реферате! — И кончится твоим разгромом, — опять отозвалась Майя. — Так нельзя обращаться с фактами. — По-твоему, лучше уподобляться попугаю? Невелика честь! — Эм ма с вызовом огляделась. — Если хочешь чего-нибудь достигнуть, надо- доказать такое, чего другие не посмели или не сумели. И не бояться рис ковать. Риска бояться — удачи да счастья не видать. Разве я не права? Ну, вот вы, как вы сами представляете счастье? — усмехнувшись, спроси ла она. — Лена, ты, например? — Ой, счастье! — смущенно воскликнула Дубова. — Откуда же мне знать, какое оно будет у меня. Счастье свое у каждого. Моя мама говорит, что для нее счастье — это когда в семье все ладно. А один папин прия тель, геолог, так он считает, что счастье — искать что-нибудь в горах или в тайге. Вот и у всех так: у тебя будет одно, у Майи —другое, у Маши— третье... Маша подняла голову, задумчиво посмотрела на подругу, а мыслями унеслась вдруг к матери и брату Вовке. Если бы можно было уже теперь жить с ними, взять на себя заботы о них, чтобы отдохнули больные, так много потрудившиеся руки матери — какое счастье сравнишь с этим? Однако шероховатая ткань кисета напомнила ей о Василии, для которого предназначался подарок. Маша почувствовала странную неловкость отто го, что рядом с матерью и братом занял место в ее сердце еще недавно со всем незнакомый, чужой человек, и без него уже не будет настоящего сча стья. А работа, домик возле школы, поля с шумящей на ветру пшеницей — разве без них она сможет быть счастливой?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2