Сибирские огни, 1959, № 10

из комнаты. И хотя, возвратившись с кипой пластинок, он уже сладил с собой, однако смотреть в серые чуткие глаза Маши стыдился. Девушки старательно просматривали пластинки. Василий примостил­ ся рядом. Напротив расположился Костя, и теперь пластинки переходили через четыре пары нервничающих рук. Пожалуй, все было из-за Смысло­ ва, который то не в меру торопился, то вдруг словно застывал и так оцени­ вающе смотрел на Машу, что все обратили на это внимание и не могли чувствовать себя непринужденно. А Косте Маша казалась совсем не такой, какой он хотел видеть по­ другу Василия. Маша была очень обычная, разве только тонкий прямой нос да мягкая, пухленькая нижняя губа по-настоящему красивы. И еще выделяет ее среди других девушек загар, удержавшийся до сих пор и вы­ зывающий в памяти знойную степь, синее-синее небо с одиноким облач­ ком, золотые вороха пшеницы, которую перелопачивают запыленные кол­ хозницы. Василий смутно угадывал недовольство друга, и оно казалось ему до­ бели несправедливым. Он уже раскаивался, что привел Машу, и преду­ предительностью старался отвлечь ее внимание — только бы она не заме­ тила Костиного неодобрения. Вдруг как-то так вышло, что он и Маша на­ клонились. Пышные, вобравшие в себя солнечный свет девичьи волосы бы­ ли теперь близко-близко возле щеки Василия. Он уловил манящий запах, источаемый волосами, их тонкое, проникающее в самое сердце тепло. Же­ лание прижаться к ним охватило Василия, и он в смятении выпрямился. Тихий голос Маши напомнил ему: «Слушайте...», и лишь после этого он обратил внимание, что появился Зотов, что патефон уже на столе и раздается музыка. Какая музыка, ему было сейчас все равно. — Почему я не встречал вас в институте раньше? — спросил он, чуть- чуть наклоняясь к девушке. — Я жила в старом общежитии... А потом еще опоздала на целый ме­ сяц, — ответ был точно шепот листвы по весне. — Болели? — Нет, работала. В колхозе. На лицо ее облачком набежало раздумье, и от этого Маша стала словно бы иной, более взрослой. Руки, пожалуй, излишне большие для девушки, тоже делали ее старше, серьезнее. И снова повеяло на Василия ласковым теплом, но не таким, как минуту назад от волос, а уютным ма­ теринским теплом. Ее руки и вправду чем-то походили на безотказные руки матери, но были еще нежнее и бесконечно красивее. Это было опять ново и волновало по-новому. — Вам захотелось остаться поработать? — не утерпел Василий. — Нет... То есть, почти что так. Маме одной с братом трудно. Я помо­ гала, — ответила Маша, и собственные слова показались Василию страш­ но глупыми, особенно потому, что еще вчера днем и сегодня ночью он ведь сам вспоминал об отце, хотя и не придумал, как помочь. Маша не только думает, но и помогает, и это лишнее подтверждение того, какая она чу­ десная. — А в поле, когда уборка, я и вправду люблю. Даже как будто и не устаешь вовсе. Мы с Дусей Грибовой целый месяц жили прямо в степи,— добавила Маша и напомнила: — Слушайте... Они остались в углу одни. Долинин, сидя на своей койке в противопо­ ложном углу, глядел в окно, на медленно качающуюся березу. Костя хло­ потал с Зотовым у стола посреди комнаты. С ними— Лена, придвинувша­ яся к самому патефону. Как раз поставили истертую, старую пластинку. Слова и мелодия были примитивные, однако говорили они о том очень близком и важном, чем жил сейчас Василий, и поэтому он затаился* слушая.