Сибирские огни, 1959, № 10

— Вот помешали, — сожалеюще пробормотал он. — Это же не сон был, а эпос... Не дали... Я сейчас с самим Маркелом Маркелычем, с на­ шим математиком, сражение вел. Только все было как будто навыворот. Маркелыч — это будто бы я, а я — это как будто Маркелыч. Я у него эк­ замен принимаю, а он дрожит и на лице у него — кислая тоскливость. Я уж совсем было срезал его, а вы помешали... — Ишь, зловредный какой! — насмешливо воскликнул Костя. — Это еще вопрос, кто зловредный, — возразил Ваня. — Ты у кого хочешь спроси, какой Маркелыч. Он такой: сам закорюга закорюгой, а нос — во! — граммофонная труба. А уж въедливый! Я в прошлом году три раза к нему сдавать ходил и все — пустой номер. «Вы меня, говорит, измором не возьмете!». А нос у него так сморщился, что у меня в киш­ ках и то смущение пошло... Нет, вправду, если бы наоборот — это бы красотища! Только я бы Маркелычу поставил, пожалуй, хоть «тройку»... Что хорошего — резать человека?.. Я вот... — Ваня вздохнул... — из-за этого второй год на первом курсе... Костя при виде его огорченного лица раскатисто захохотал. Долинин чуть заметно улыбнулся. Василий сидел отчужденный. — Ты чего сам на себя вроде не похож? Блаженненький какой-то,— удивился Костя. — Тоже чудное что-нибудь приснилось? Или, может, сто тысяч по облигации выиграл, не знаешь куда деньги девать? Ставь ма­ гарыч, а там разберемся! — Хочешь знать? — сразу оживился Зотов. — Это после вчерашнего вечера. Вот всегда так: одинаково и вместе с тем иначе. У всех людей, наверно, так... Влюбился, по-моему, наш Василий Николаевич! В Машу Кротову. Эмке Даль — полная отставка без пенсии. Пусть знает. Костя недоверчиво взглянул сначала на Ваню, потом на Василия. Первый заговорщицки подмигнул, второй пожал плечами. — Значит, правда? — коренастый, широкоплечий, Костя размахивал перед лицом Василия большими, как лопаты, руками. Рядом с ним Гор­ нов выглядел тонким и хрупким. — Вот это — здорово живешь! Я пони­ маю, дело сердечное, тонкое... Но как так: дружил с одной, теперь к дру­ гой притулиться вздумал? А? Василий поднял широколобую голову, сказал коротко: «Не мечись!», и сразу недавнее впечатление переменилось. Смыслов со всей своей го­ рячностью померк. Они были очень разные, два друга, и, вероятно, по­ этому не могли один без другого. — Думаешь, я знаю как... ну, все это, — продолжал Василий еще более строго. Он подумал, что вот уже всем известно случившееся, хотя он еще сам толком не понимает, что же, собственно, произошло. — Дума­ ешь, просто? — продолжал он. — Тут как-то все не так... Ничего я не знаю. И, в общем, не хочу об этом... — В общем, в целом, вероятно! Любишь ты всякие такие слова. Я тебе друг и должен знать правду. Нет, ты скажи! Ну, кто он такая, эта Маша? Что за раскрасавица да разумница, если с ней Эмма так се­ бе— тьфу!.. А, что тебя-то спрашивать! Ребята! Семеныч! Долинин отвел глаза в сторону. •— Вмешательство, оценка — к чему? — сказал он. — Не красивый любим, а любимый красив. Самая любимая — самая красивая... — Ну, почему ты, Семеныч? — вмешался Ваня. — Вроде и защища­ ешь, а выходит так, что как будто совсем наоборот. Маша — девушка правильная, не в пример этой злюке, Эмке. Терпеть не могу, когда злые, даже, если умные... — Я же просил: не надо! — уже сердито прервал его Василий. —- Ладно, ладно, не будем, — успокоил его Костя. — А только мы тебе не чужие, понял? Ты вот что, Василек, ты покажи ее мне, эту Машу. Я сегодня на весь день к вам — хоть ваз отгул дали, как всем добрым