Сибирские огни, 1959, № 10
ное поле. И Эмма спешит следом, подхватив на руки Катю. Потом отца с триумфом привозят домой. Он невредим и взвинченно весел. Ему уда лось сесть на речку, сохранив самолет. В комнате не протолкаться от го стей. Поздравления, дружеские объятия. А в ответ — резкие, гордые слова отца: «Счастье? Как бы не так!- Эту птичку надо уметь сбить, скрутить и засунуть в карман, как бы она ни пищала. Сбить!». Эмма следит за отцом, ненавидя и восхищаясь им. Она мысленно клянется доказать ему и всем, кто совсем не замечает ее, что она лучше их. Эмма стискивает подушку и смотрит в темноту, на серый квадрат окна, а мысли опять уносятся в прошлое и опять они втроем с мамой и се строй. Вокруг неласковая сентябрьская степь. Далеко впереди вполнеба багровое страшное зарево, рокочущее глухо и тяжко, как тысячи беспре рывных далеких раскатов грома. Зарево и гул обогнали их, вокруг теперь своя и в то же время не своя земля, потому что в окрестных селах — фа шисты. Катя плачет и без конца зовет папу, не понимая, что тот уехал с чужой, неприятной женщиной, а их бросил перед самым отходом Красной Армии из города... ...Они тогда чудом перебрались через фронт. Мама, переплывая реч ку, простудилась и через год умерла от туберкулеза. А вскоре—приезд не знакомого человека, давнего друга матери, его громкий голос, от которого- стало тесно в маленькой комнатушке, недолгие сборы и новая семья, где все было не их с Катей, а чужое, Майино: Майина мама, Майина комната, Майин отец, приезжавший редко и ненадолго — он служил в армии, в ин женерных войсках. Катя плакала и просилась: уйдем отсюда, — а она утешала ее, как умела, и повторяла про себя клятву, которую дала когда-то. Ни чего, теперь уже недолго ждать... Она докажет и Майе, и всем-всем, что- лучше, талантливее их. Квартира? Смешно говорить о такой безделице! Машина? Будет и машина... Эмма видела себя в окружении седых старич- ков-ученых, которые ждут ее слова. Читала свою фамилию на корешках толстых книг. Она сумеет поймать своенравную птицу-счастье и держать ее не хуже отца, теперь не капитана — полковника Даля. Счастье! Оно станет полнее, ярче, если разделить его с Василием. Он не повиснет гирями на ногах. У него тоже все еще впереди. «Не отдам! — шепчет Эмма, вслушиваясь в далекий заводской гудок. — Что это? Не ужели только половина первого!». Темень в комнате, густо-синий квадрат окна, расчерченный в клетку переплетом рамы. Ночь. Одних она согревает мечтой о сказке. Другим ка жется бесконечной. Глава вторая 1 Костя Смыслов приехал утром с пригородным поездом. — А ну, подъем! Безобразие — лучшие молодые годы и спячка, как в берлоге! — он сдернул одеяло с Василия, холодной с мороза рукой по щекотал Ванину пятку и направился было к Долинину, но тот поднял руки Еверх, усмехаясь, сказал: — Сдаюсь! Лежачего не бьют... — И правильно! Я — лежачий, — сонно пробормотал Ваня, укрыва ясь с головой. — Ну, это не пройдет! — весело продолжал Костя. — Я сейчас за ча ем смотаюсь, а потом держитесь! Когда он вернулся, Назар Семенович и Василий уже одевались, а Ваня сидел, тараща слипающиеся глаза. 30
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2