Сибирские огни, 1959, № 10
всего приходилось слышать такое Сму щенное объяснение: — Мне казалось, что я представляю всех своих знакомых, всех родных. Ведь я должен представлять их. Но я не мо гу сказать, какое лицо у моей жены. Ка кого цвета ее глаза? Нарисовать ее нос, глаза, брови? Если бы вспомнил, то на рисовал бы. В моей памяти возникает ее лицо, но тут же теряется. Вот тут-то и вспоминаются слова Бе линского: «Еще создания художника есть тайна для всех, еще он не брал пера в руки, а уже видит их ясно, уже может ■счесть складки их платья, морщины их чела, изборожденного страстями и горем, а уже знает их лучше, чем вы знаете своего отца, брата, друга, свою мать, се стру, возлюбленную сердца...». Вероятнее всего, что при первом чте нии этого отрывка нам показалось, что выражение «лучше, чем отца, брата, друга...» употреблено Белинским только для усиления впечатления, что это не больше как литературное украшение, и вдруг оказалось, что во всем этом нет ни малейшего украшения, что это скупая деловая фраза, что писатель и в самом деле видит своих героев лучше, чем вы, читатель, видите в своем воображении самых близких, самых дорогих вам лю дей. Н. Н., автор нескольких рассказов, в ответ на это заметил: — Ну и что же тут особенного? Мо жет быть, и все люди видят вот так же бледно и неясно. Может быть, такое видение и есть самое настоящее полно ценное нормальное видение? Не станем говорить о том, что нор мально и что ненормально. Это совсем другой вопрос, и его даже задавать не следует. Если у человека нет музы кального слуха, никто не назовет его ненормальным. Вполне нормальный че ловек может быть агрономом, механи ком, изобретателем, писателем, хотя не может быть ни музыкантом, ни поэтом. Человек, который не может вспомнить лицо самого близкого человека, который не представляет героев прочитанных книг, очевидно, не сможет стать писате лем. У настоящих писателей очень яркое видение. Почему?. Да потому, прежде всего, что подлинный творческий писа тель всегда наполнен огромным интере сом к жизни. Он жадно вглядывается в лица людей, вслушивается в их речь, следит за их действиями. Его видение есть следствие его напряженного внима ния, результат его усилий, и чем боль ше эти усилия, тем ярче образы. Он с таким интересом разглядывает картины действительности, что они как бы выжи гают в его сознании неизгладимые следы. Но так не только у писателей. У всех людей источником их образного видения является интерес, с которым они рас сматривают окружающий мир. Образное видение является в значительной мере видением специфическим, профессио нальным. В сознании человека возника ют не любые образы, какие он только захочет вызвать, но лишь из той обла сти, которая ему всех интереснее, кото рой он отдал все свое внимание. Вели чайшей ошибкой будет думать, что об разное мышление есть специальное пи сательское мышление, необходимое толь ко для того, чтобы сочинять романы и повести. Не в меньшей мере оно нуж но шахматисту, ученому, изобретате лю, художнику, следователю, компо зитору. И в их сознании возникают об разы удивительной четкости и яркости, но только у них свой круг образов. Гуно говорил о себе: «Я слышу пение моих героев с такой же ясностью, как я вижу окружающие меня предметы, и эта ясность повергает меня в род блажен ства. Я провожу часы, слушая Ромео или Джульетту, или фра Лоренцо, или другое действующее лицо и веря, что я их целый час слушал». У шахматиста развивается специаль ное «шахматное воображение». «Квалифицированный шахматист лег ко может сыграть партию, не смотря на доску, а некоторые мастера умудряются играть «вслепую» одновременно больше тридцати партий. В юности я тоже прак тиковался в подобной игре и как-то сыграл, не глядя на доску, одновремен но восемь партий». (А. Котов. Записки шахматиста). Очевидно, что для этого надо иметь необыкновенно развитое воображение. Однако это вовсе не значит, что наш шахматист с такой же отчетливостью представляет решительно все, что только захочет представить. Свое внимание он отдал шахматам и теперь с такой вот яр костью может представлять только шахматные фигурки. Точно так же у изобретателя, селек ционера, хирурга вырабатывается свой, особый круг образов, в пределах которо го они могут видеть с достаточной отчет ливостью. Писатель изображает прежде всего людей и отношения между ними. Поэто му его сознание должно являться свое образной портретной галереей. Ему не обходимо видеть тысячи людей, слышать тысячи голосов, представлять тысячи сцен. Это его круг образов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2