Сибирские огни, 1959, № 10

Глаза есть — посмотри не могу. Дерсу Узала. Чтобы увидеть героев задуманного произведения, нужно обладать способно­ стью к воображению, однако этой спо­ собностью обладают далеко не все. У многих людей ее не то что нет, но она у них крайне неразвита. Поэтому тот, кто мечтает стать писателем, должен'прове­ рить себя, может ли он мыслить обра­ зами. Но, может быть, тут и проверять нече­ го? Разве в нашем сознании не возни­ кают тысячи картин? Разве мы не виде­ ли героев всех книг, которые когда-либо читали? Однако следует задуматься над тем, как мы их видели, является ли это наше видение полноценным. Не кажется ли вам, что когда мы про­ читали «Евгения Онегина», например, то так и не представили даже главных героев этой поэмы? Представить героя значит увидеть его, как живого, разгля­ деть его лицо во всех подробностях и запомнить, чтобы потом можно было бы если и не зарисовать это лицо, то хотя бы сказать, что вот, будь я художник, то и нарисовал бы. Но ведь этого не было. Нам задают вопрос, как выглядел Онегин, а мы торо­ пимся вспомнить, как выглядел на сцене артист, игравший Онегина, или же вспоминаем рисунки, на которых были изображены герои поэмы. Но ведь нас спрашивают не о том, как увидел Онеги­ на артист или художник, но о нашем собственном видении, о том, как мы сами представляем его. Если нас спросят, как мы видим Лен­ ского, мы продекламируем: И кудри черные до плеч — и сразу замолчим. Больше нам нечего сказать. Кроме этих черных кудрей, мы ничего не представляем. Мы не раз читали шекспировского «Гамлета», но не можем вообразить ни королевский замок, ни кладбище, ни зал, в котором происходит кровавый поеди­ нок. В лучшем случае нам вспоминается кадр из исторического фильма или кар­ тинка из книги. А где же наше творче­ ство, наше воображение? Как случилось, что мы помирились на самых неопределенных расплывчатых образах? Представили себе неясную че­ ловеческую фигуру и уже удовлетвори­ лись этой картиной: пускай, мол, это бу­ дет Онегин, Татьяна, Гамлет, Офелия. И такое видение мы называем образ­ ным видением? И пусть бы мы были только читателями. У читателя нет пре­ тензий, он не собирается романы писать и поэтому не несет перед другими людь­ ми ответственности за недостаточность своего образного мышления. Ну, а мы собираемся стать писателями, собираем­ ся делиться с людьми своими образами... С раннего утра нас осаждают впечат­ ления бытия. Мы видим комнату, в кото­ рой просыпаемся, близких, двор, улицу, товарищей по работе. Все это запечатле­ вается в нашем сознании. Так, может быть, эти картины достаточно ярки? Хорошо ли вы помните дом, в котором живете? Сколько в нем окон? Сколько на нем труб и антенн? Сколько возле дома деревьев? Попробуйте нарисовать ваш дом! Я об­ ратился с такой просьбой к нескольким товарищам. Они усмехнулись — экая пустая задача! — затем решительно про­ вели карандашом две-три линии и оста­ новились. Какой формы крыша? Какой переплет на оконных рамах? Какой вы­ соты деревья перед домом? — Мы не художники, — оправдыва­ лись они. — Что с нас спрашивать? Мы рисовать не умеем. — Однако очевидно, что тут дело не в умении рисовать. Если у вашего дома пять окон, то зачем же вы рисуете только четыре и почему тру­ бы нарисовали не на своих местах? В нашей памяти, в этом живом храни­ лище картин и образов, должно быть изображение нашего дома. Мы вздумали присмотреться к нему, но оно оказалось мутным, неясным, как будто не в фо­ кусе. Мы напрягаем свою память, и вполне возможно, что на какое-то мгновение увидим дым из трубы, блеск оконных стекол, листья, падающие с деревьев, и даже детей на песке перед домом, одна­ ко все эти картины крайне неустойчивы. Они исчезают, едва мы начинаем присма­ триваться к ним. Нам нечего изобра­ жать. Между тем с какой завидной уверен­ ностью рисует художник и домики, и птиц, и портрет нашего общего знако­ мого, и даже свой собственный портрет. Очевидно, что это его умение рисовать по памяти объясняется прежде всего развитым точным воображением, иначе говоря натренированной способностью мыслить образами. У многих художников эта способность развивается в необыкновенной степени. О Густаве Доре рассказывают, что одна­ жды он с удивительной точностью вос­ произвел рисунок, виденный им несколь­ ко лет назад. Сначала мы рисовали домики, а потом пришел такой вопрос: помните ли вы лицо своей жены, своего мужа, сына? В ответ следовало этакое насмешливое пожатие плечами: как же не помнить свою-то жену, своего-то сына? Некоторые товарищи отлично видели всех своих близких, но только чаще