Сибирские огни, 1959, № 10

Пушкин с кем-то крупно поговорил, был очень раздражен и вдруг исчез из обще­ ства. Кто-то, зная привычки поэта, полю­ бопытствовал, что он делает, и подкрал­ ся к освещенному окну бани. И вот что он увидел: поэт находился в крайнем волнении, он быстро шагал из угла в угол, хватался руками за голову, подхо­ дил к зеркалу, висевшему на стене, пи-’ сал несколько минут. Вдруг вскакивал, опять шагал из угла в угол и опять раз­ махивал руками и хватался за голову» (Из книги В. Вересаева «Пушкин в жизни»), «Раз это иду я по дороге в Зуево (Ми­ хайловское), а он мне навстречу: остано­ вился вдруг ни с того ни с сего, словно столбняк на него нашел, ажно я испу­ гался да в рожь и спрятался, и смотрю, он вдруг почал так громко разговаривать промеж себя на разные голоса, да рука­ ми все разводит, — совсем, как тронув­ шийся». (Запись со слов старика-крестья- нина из села Тригорского. Из книги В. Вересаева «Пушкин в жизни»), С такой вот яркостью, как живых, и должен видеть писатель своих героев, чтобы можно было передать читателям свое видение. Однако слишком часто пишущий садится за свой стол, ничего не представляя. В его распоряжении чернильница, бумага и, главным обра­ зом, горячее желание как можно скорее попасть в авторы. Из этих трех элемен­ тов он и пытается создать художествен­ ное произведение. Герои, мелькающие в его воображе­ нии, «фигуры, виду неимущи». Нечто вроде бесплотных духов. И этот автор требует от читателей, чтобы они увидели то, что он сам не может увидеть. Искусство перевоплощения Большая наука — завывать, гримасничать, раз- говаривать с призраками и бегать по рабочей комнате. * А. Н. Толстой. Мы не удивляемся тому, что в вооб­ ражении писателя много картин. Нам и самим немало приходилось видеть их. Часу не живем без образов. Однако мы в изумлении останавлива­ емся, когда замечаем, что писатель вдруг сам становится одним из своих героев, идет его походкой, говорит его голосом. Перед нами что-то новое, непонятное, с чем мы никогда еще не встреча­ лись. В самом деле, удивительным кажется поведение Пушкина, когда он вдруг на­ чинает «разговаривать промеж себя на разные голоса» и размахивает руками, да так, что встречный крестьянин от него >в рожь прячется. Не менее странно ведет он себя и в «бане», когда бегает по ней, схватившись за голову, жестикулирует перед зерка­ лом и что-то говорит в крайнем волне­ нии. Но ведь так ведет себя не только Пуш­ кин. «Граф А. П. Толстой сказывал мне, что... он не раз слышал, как Гоголь один, в запертой горнице, будто бы с кем-то разговаривал, иногда самым неестествен­ ным голосом» (Д. А. Оболенский). Но почему неестественным голосом? Самым естественным, но только голосом своих героев. Крестьянин из села Три­ горского не знал этого мудреного слова неестественный и сказал лучше: «Разго­ варивал промеж себя на разные голоса». Очевидно, Гоголь вел себя точно так же, как Пушкин. Мы цитировали Флобера: «Сегодня я Фыл одновременно любовником и любов­ ницей...». Но ведь у каждого внутрен­ него процесса обязательно есть какое-то внешнее выражение. Стать своим геро­ ем — это значит совершить целый ряд физических действий: войти в этих ге­ роев и повторить хотя бы в зачаточной мере каждое их движение. Переселяясь в своих героев, писатель произносит ка­ ждое их слово. На языке Флобера это называлось «горланить». Окружающие много раз слышали, как он «горланил» в своем кабинете, да и сам он упомина­ ет об этом в своих письмах: «И я гор­ ланю в своей норе...», «Мне не весело,... но это не мешает мне горланить с утра до вечера, так, что грудь разры­ вается». В письме к Тэну Флобер писал: «Ме­ ня увлекают, преследуют мои воображае­ мые персонажи, вернее, я сам перево­ площаюсь в них. Когда я описывал от­ равление Эммы Вовари, у меня во рту был настоящий вкус мышьяка, я сам был так отравлен, что у меня два раза подряд сделалось расстройство желудка, самое реальное, потому что вырвало весь обед... Не сравнивайте внутреннее видение художника с настоящей галлю­ цинацией. Мне отлично знакомы оба эти состояния, между ними целая бездна. Поэтическое видение... рождает радость, точно в тебе что-то растет. Правда, и тут утрачивается сознание - действительно­ сти... Что-то проходит перед глазами, и на это надо жадно наброситься». С особым вниманием, какого, пожа­ луй, не проявлял никто другой среди писателей, следил за своими перевопло­ щениями А. Н. Толстой.