Сибирские огни, 1959, № 10
понять... Если бы он сейчас приблизился к ней, она разревелась бы пу ще прежнего, пусть слезы лились бы ему на руки... Не скоро еще, продрогшая, мокрая до нитки, Онежка поднялась с земли. Когда поднялась — подумала, что стала совсем-совсем не той девчушкой, которая проснулась сегодня утром в палатке с ощущением, словно в двадцать лет ей довелось родиться снова, и которой люди от казывали в этих двадцати, а давали семнадцать, даже шестнадцать лет и, должно быть, правильно при этом поступали. Двадцать, а, может быть, и больше ей стало только сегодня, сейчас. Медленно, не оглядываясь, Онежка поднималась по склону. День, ка залось ей, закончился, было странно неуютно даже оттого, что до сих пор светло и солнце в небе. Ей же хотелось поскорее придти в лагерь, забраться с головой в спальный мешок, забыть обо всем на свете. З а быть хотя бы до утра, а если можно — на долгий-долгий срок. Онежка вспомнила, с каким усердием, даже с упоением хлопотала она у костра, готовила обед, мыла посуду, наводила порядок в палатке, потому что Рита этот порядок нарушала, разбрасывая вещи. Вспомнила, грустно ус мехнулась. Лопарева Онежка увидела на том же !месте, где они расстались. Он сидел верхом на старом, полусгнившем и вывороченном из земли пень ке, а когда увидел ее, встал — руки за спину. Жива? — спросил он, когда Онежка подошла к нему совсем близко... Она долго молчала, потом подтвердила тихо: — Жива... Значит, все в порядке... — Сильным и ловким движением не больших рук Лопарев вдруг вскинул на плечо пенек, на котором сидел, через другое плечо оглянулся на Онежку. Она его вдруг не узнала, та кое у него было радостное, веселое лицо. — Находка! — сказал он.’ — Потащу в лагерь! — похлопал по пеньку рукой и пошел вперед. Онеж ка — за ним. Еще издали, увидев фигуру Лопарева верхом на пеньке, Онежка догадалась, что день не кончился. Когда же Лопарев спросил, жива ли она — вопрос этот, нескладный, грубый, насмешливый, ее поразил. Ни о чем другом и в самом деле не надо было ее спрашивать. Чтобы отве тить на его вопрос, она оглянулась — вокруг были горы, все в необык новенных красках только чуть-чуть начинающей блекнуть радуги, а да леко внизу — долины с реками, деревнями, стадами и с тенями ’ обла ков... Нет, день ничуть не стал короче от всего того, что уже произошло сегодня... Было около пяти вечера. «Почему он такой радостный — Михмих? — подумала Онежка. — Потому, что красиво кругом?» Нет, Лопарев не глядел по сторонам, ни слова не сказал ни о горах, ни о радуге... Догадка вдруг пришла к Онежке: рад, что она вернулась цела и невредима? Она шла за Лопаревым, молчала, глядела в его коричневый затылок с едва заметными седыми волосками и уже готова была простить ему все: что он послал ее в туман, что не стал искать ее, что он ни словом не может ее пожалеть, когда Лопарев вдруг остановился, сбросил на зем лю пенек и, весь потный, ласково, радостно сказал этому пеньку: — У-у-у, проклятый! Образина-то — надо же?! — и засмеялся. Те перь сомнений не было — Лопарев радовался своей находке. Он еще раз осмотрел внимательно пенек и только между прочим, не глядя на Онежку, спросил: — Ну, как в тумане-то? Я думал — гробанешься, чего доброго! — Вы это с кем разговариваете? — спросила Онежка. — С тобой, ясное ^ело... — ничуть не смутился Лопарев. Онежка не стала отвечать ему, сама спросила:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2