Сибирские огни, 1959, № 10
Онежка понимала, что было Лопареву нужно. Некоторые ученые утверждают, будто лиственница — вымирающее, реликтовое дерево, которое отжило на земном шаре. Лопарев же хотел доказать, что это не так, хотел установить, что даже на верхней границе леса, угнетае мая ветрами и морозами, лиственница все-таки сохраняет прежнее чис ло хвоинок в пучке, и шишки на ней не мельчают, и семена обладают прежними свойствами — значит, вымирания нет, есть только борьба за существование на высотах около трех тысяч метров, такая же, как и у всех других пород. Если бы вымирание началось, так здесь оно нача лось бы прежде всего. Не то, чтобы Онежка всегда была очень внимательна на лекциях профессоров и доцентов в Лесном институте, но сейчас память не изме нила ей, она вспоминала все, что они говорили о лиственнице — что она хороша в аллеях и в групповых посадках, что из древесины ее, красно-бурой, яркой, налитой, прочной, как у дуба, получают лаки, из коры — дубильные вещества, из хвои — эфирные масла... Кажется, с сегодняшнего дня лиственница стала для Онежки какой-то особенно близкой, знакомой и любимой. Онежка шла по азимуту вниз и вниз, выполняя все, что говорил ей Лопарев. Ей казалось — он очень толково объяснил, что и как нужно де лать. Чем дальше, тем почему-то было легче и легче идти и она шла, приминая высокую мокрую траву, отряхивая с травы серые капли шла ги, отчего следом за ней возникала тоненькая зеленая дорожка. ' ! Работа спорилась. Петь хотелось ей, но она не запела— поняла, что ее голос будет лиш ним в пасмурном и безмолвном лесу. Нельзя было петь среди окутанных туманной дымкой деревьев, низкорослых, угнетенных ветрами. А петь все-таки хотелось, чем дальше, тем больше, и тогда она ста ла думать под звуки нехитрого, настойчивого и никогда не слышанного прежде мотива, который зазвенел в ней. Вернее, она то думала, то слушала себя и было что-то очень похо жее на сон, когда спишь, ничего особенного не видишь во сне, зато ощу щаешь, чувствуешь так, как никогда не чувствовал на яву... Потом эти мысли стали похожими на сказку, детскую, далекую, названия которой она никак не могла вспомнить и, наконец, мысли удивили ее, поразили даже. Поразилась она, когда, пересчитывая число хвоинок в пучке, вдруг представила, что в руках у нее не хвоинки, а большие, взрослые дере вья. Будто она склонилась над лесом, лес этот совсем не такой, как здесь на склоне — хилый, низкорослый, туманный,— а огромный, те нистый и солнечный, но почему-то он весь у ее ног, и она запросто бе рет в руки одно, другое, третье дерево... Деревья живут сотни лет — она столько же... На ее глазах малень кое опушенное семя сибирской лиственницы дает росток, на ее глазах появляется маленькое деревце и вырастает затем в великана. Даже и этого ей было мало — одно поколение лиственниц за дру гим покрывали горы, долины, еще какие-то земли — она все видела. Легко и просто, как легко и просто приходилось ей летать во сне, оттолкнувшись от земли, мчаться куда-то ввысь, — так было ей теперь просто увидеть лиственницу через тысячи лет, узнать, что она не выми рает, наоборот, лиственничных высоких и светлых лесов становится все больше и больше на земле. Еще, побывав где-то очень далеко, разволновавшись, размечтав шись, Онежка спросила себя — вот это и есть, может быть, то самое, что называется не совсем ясным, но красивым словом — открытие? От- кры-тие?!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2