Сибирские огни, 1959, № 10

Рите Плонской было двадцать три — она выглядела старше своих лет, Петушковой недавно исполнилось двадцать, но никто этому не ве­ рил — ей давали семнадцать и меньше. И это смущало ее. Все эти люди встретились впервые в экспедиции, близкого знаком­ ства между ними не налаживалось, и никто не брал на себя обязанно­ сти подружить всех между собой, „ Так было до тех пор, пока не выяснилось, что никто никого не от­ верг, а каждый мысленно протянул другому руку. Выяснилось это пос­ ле того, как было установлено, что все люди в экспедиции имеют, ока­ зывается, новые имена. Андрюша Вершинин был назван Челкашом, потому, должно быть, что носил невероятно потрепанную шляпу. Кто его так назвал -— оста­ лось неизвестным, но он принял прозвище без малейших колебаний, продел в дыру шляпы журавлиное перо, которое подобрал недавно в траве, и вид у него стал еще более живописным. Кандидат биологических наук Реутский почему-то стал Доктором наук, и притом — медицинских; похожая на цыганку Рита Плонская— Кармен, она же Биологиня, поскольку была студенткой биологического факультета. Начальника отряда Михаила Михайловича Лопарева, человека сос­ редоточенно торопливого, строгого, смелая Кармен назвала как-то Мих- михом и вопросительно уставилась на него огромными, дерзкими гла­ зами, которые были все-таки чуть-чуть смущены в это время. Лопарев в ответ слегка, почти незаметно, улыбнулся — имя это утвердилось за ним. Рязанцев остался тем, кем был — Николаем Ивановичем. Должно быть, его возраст имел значение. Зато с Петушковой случилось вот что. Звали Петушкову Онегой. Имя это вызвало недоумение: оно было красивым, но всем показалось странным, что во всем мире его носит, вероятно, одна только Петушкова. Рязанцев, услышав это имя, пере­ спросил, потом стал про себя произносить названия русских рек: Волга, Кама, Нева, Свирь, Десна, Двина... Ни одно из них так не отвечало жен­ скому имени, как Онега. Почему-то до сих пор никто этого не разгадал. — И все-таки, товарищ Петушкова, я буду называть вас как-нибудь иначе,— сказал Рязанцев, и все его поняли: Онега должна быть женщи­ ной статной, голубоглазой и с косами. Перед ним же стояла девчушка, —- маленькая, толстенькая, подстриженная, очень застенчивая. Она подняла к Рязанцеву свое почти детское лицо и спросила: — А как же вы будете звать меня, Николай Иванович! Скажите? Тут он решил: — Онежкой! И стала Петушкова Онежкой — с этим все согласились, это ей больше подходило. В лесном институте, среди подруг, имя Онега почему-то не прижи­ лось. Потому, может быть, что ему завидовали. В институте Петушко­ ву звали Ольгой. Зато еще в школе-интернате, в которой она училась, ее именно так и звали — Онежкой. Сам того не подозревая, Рязанцев сделал открытие, и Петушкова вдруг сразу прониклась к нему уваже­ нием, таким же, какое она всегда питала к своим педагогам. Кроме того, угадав ее школьное имя, Рязанцев как бы отказался зачесть ей по крайней мере три-четыре года, и она снова стала шестнадцатилетней. Рязанцев все посматривал на Онежку внимательно — точно хотел привыкнуть к уменьшительному имени девушки. Стояло ненастье, Онежка ежилась на холоде. Она хлопотала больше всех у костра: варила пищу, мыла посуду. Было замечено у нее еще такое свойство: если кто терял какую-ни­