Сибирские огни, 1959, № 10

Садись-ка... Подогрею чай, — и, пыль смахнув со стула, она, как будто невзначай, на часики взглянула. — Ну, как живешь? Не трудно там? Привыкла д разным чудесам, не то, что здесь, в колхозе?.. Ответа ждет и вновь к глазам часы свои подносит. «Форсит на старости-то лет...» И Фекла зло спросила: —• Теперь не плачешь — денег нет? Смотрю вот, справила буфет, часы себе купила. А тетка только и ждала такой вопрос, похоже. — Жила без денег я. Жила. И плакалась. Так что же? Теперь вот часики носить пришла пора. И рада. Да как же мне не пофорсить? Колхозная награда!.. Тружусь на ферме круглый год. Противилась вначале, потом гляжу — прямой расчет. Заин-тере-со-ва-ли. Да ты пройдись-ка по селу, ведь все в бригадах летом... А радио поет в углу, поет о чем-то светлом. И радостно, почти до слез, Феклуше слушать речи, как расправлял родной колхоз натруженные плечи. И говорил бы кто другой, а то родная тетка. В окно кивает головой: — Разветрилась погодка. Заботу чувствует народ. Простору больше дали, — уж здесь-то тетка не соврет, напрасно не похвалит. И разговор течет у них о людях, о работе... — А ну-ка, сколько на твоих? Пора на стан мне, тетя.