Сибирские огни, 1959, № 1
Позади у нас леса, А с боков болота. Господи, помилуй нас, Жить нам неохота. Васюк вдруг всхлипнул и по-ребячьи, кулаком, вытер слезы. — Помрем мы здесь. А почо помирать, почо в ямину ту ложиться? З а какие грехи? Он повалился на нары лицом в холодные вонючие полушубки и з а плакал навзрыд. Петр медленно слез с верстака и деловито сказал: — Давайте думать, техники-механики. Как дальше жить будем... 2 Серые плотные облака спустились до крыш. Прибой шел на берег темной, плотной и маслянистой, как мазут, волной. С моря в пролив меж ду берегом и островком Сокольим, напирал матерый карский лед. Он «дышал». Длинные, отлогие валы, вестники приближающегося шторма, медленно поднимали и опускали плывущие льдины. Недаром «Дыша щим» зовут поморы свое холодное море. Это дыхание придавленной льдами бури, эти бесшумно плывущие белые призраки рождали смутную тревогу. Петр стоял у радиомачты — металлической иглы в тридцать метров высотой, делая вид, что проверяет мачтовые оттяжки. Но, прижимая л а донью тугие тросы, он зорко оглядывал строения станции. Их было четыре: «кают-компания» — жилой дом с пристройкой, здание радиостанции, баня и сарай. В «кают-компании», самой теплой из них, роскошествовали Синайский и Швайдецкий. Поручик днем «вти рал внутрь спирт», как называл он свои запои, вечером пел под аккомпа немент пианино положенные по церковному требнику акафисты, тропари и кондаки, а ночью мрачно, исступленно молился. «День во грехах, ночь во слезах» — покаянно бил себя в грудь поручик и клятвенно уверял, что после изгнания большевиков из России он уйдет в Соловецкий мона стырь и примет схиму. Швайдецкий помногу ел, спал тяжелым, как пара лич, сном и в очередь с комендантом гремел на пианино вальсы, мазурки и танго. Прошка и Внуков располагались во второй комнате жилого дома; добровольцы безнадежно скучали в пристройке. А солдаты-радисты жили теперь в трех разных местах: двое в на скоро отепленном сарае, двое в бане, а Васюк оставлен был в «кубрике», в общей спальне радистов при рации. Так распорядился Синайский, что бы не сговорились снова бежать. Вахты они несли по двое, причем двойки эти то и дело комендантом перетасовывались. Встречаться вне вахты им строго воспрещалось, а с наступлением темноты их запирали. Окна «ка ют-компании» Синайский распорядился заплести колючей проволокой и, словно готовясь к осаде, на чердаке жилого дома поставил пулемет. На случай же, если придется пустить его в дело, на дворе жгли огромный костер из плавника. Дымно-багровые его отсветы на незрячих от мороз ных узоров окнах были похожи на зловещие зарева близких пожаров и нагоняли на ребят тоску... Сейчас у радиомачты Петр поджидал Никиту. Вчера, сдавая вахту, он успел назначить ему здесь свиданье будто бы для осмотра оттяжек. Но удастся ли морячку вырваться, пока еще светло? Дни стали коротки ми, и не дни даже, а часа на два, на три сумерки, за которыми приходит двадцатичасовая ночь. И на все двадцать часов их — на замок!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2