Сибирские огни, 1959, № 1
ших себе братскую могилу. Никита посмотрел удивленно на дымивший и шипевший в снегу уголь и бросил заступ. — Гады! Покурить перед смертью не дали! Он сел на сугроб и засвистел сквозь зубы: Ты правишь в открытое море, где с бурей не справиться нам... Никита был родом из Архангельска, корабельного города. До войны носило его по свету и под парусами, и под парами, побывал он в знойно пыльном Каире, солнечно-веселом Марселе, дождливом Сиднее, а в Нью- Йорке дрался с полисменами и был доставлен на «коробку» в наручни ках. Потом воевал на тральщиках, тонул в студеном Белом море, но отде лался только испугом да насморком. Он знал земли, моря, жизнь и ж ад но любил их. А теперь вот — амба! Сибиряк Матвей, кочегар «маневрухи», до солдатчины видел свет от семафора до семафора, а любил жизнь не меньше моряка. Но если при ходится умирать — травить пар не будет, шалишь! Он посмотрел на бро шенный Никитой заступ и воткнул лом в снег. — Запарился. Отдохну хоть напоследок. Озорной Сенька, туляк-медная душа, до пятнадцатого года лудив ший у Баташёва самовары, отшвырнул свой заступ к костру, почти под ноги поручика. — Мы тута лежать будем, а мы не привередливы. Лишь густобровый красавец Васюк, деревенский паренек из-под Шенкурска, помертвев лицом, шептал задыхаясь: — Братцы, да что же вы?.. Нам жизни, покуль работаем... Еще хоть минуточку, братцы... Но воткнул уже свой лом в кучу выброшенной рыжей земли и Петр, колпинский токарь. Он облегченно вздохнул, как всласть порабо тавший человек, и повел вокруг глазами, прощаясь и с угрюмым морем,, и с кочковатой, сейчас завьюженной тундрой, и с синими отрогами Пай- Хоя на горизонте. Два года подряд видел он все это каждый день, и вот видит в последний раз. Затем опустились его глаза на желтую, вырытую ими яму, и он сказал печально: — Отработались. Точка! Поручик бросил папиросу и вышел за костер. — Скоты, рвань! — сказал он лениво. Длинное, унылое поручиково лицо было по-обычному равнодушно и сонно. — Все порядочные люди живот свой кладут на алтарь отечества, а вы дезертировать вздумали? Думали, уйдете? От нас не уйдете! ...Да, уйти не удалось. На шестой день они, пятеро, шатались и п ада ли от бессонницы и голода: запасенные для побега галеты были съедены еще на четвертый день. Вымотались окончательно и собаки, тащившие единственную на рации угнанную ими нарту. Их лапы были ободраны до костей. А фронт, печерский, который надо было перейти, чтобы попасть к своим, где он? И спросить не у кого. Большеземельская тундра пуста. Робкие самоеды откочевали за Усу, на Ямал... На исходе шестых суток убили собаку. Опьянев от сытости, крепко заснули в холодном, брошен ном самоедском чуме. Проснулись пленными. Оказалось, пройти бы еще пяток верст, и встретили бы они красные заставы. Их захватили развед чики-сербы из отряда князя Вяземского. Судили военнополевым судом и приговорили к расстрелу. Но выехавший на фронт поручик Синайский после оглашения приговора, в присутствии осужденных, обратился к су ду с просьбой: «Разрешите расстрелять дезертиров на месте, а могила их будет хорошим наглядным примером для новой смены солдат радио телеграфистов». И суд согласился.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2