Сибирские огни, 1959, № 1
— Подержите, пожалуйста, — сказала она Михаилу Терентьевичу, передавая ребенка около вагона при посадке, и зачем-то ушла в вокзал. Посмотрев на Пухарева, Иван Семенович прыснул в кулак. — Номер! — сказал он, покачав головой. — А папа где? Михаил Терентьевич изобразил на лице недоумение. -— Право, не знаю! — А если не придет, куда ты с ним? — С собой увезу. Смотри, какой чудесный! — А, может, тебе больше нравится не он, а мама! — не унимался Григорьев. — Все может быть, — уже шутя сказал Михаил Терентьевич и по думал: «Эх, Алена, Алена — орех каленый!» С билетами произошла какая-то путаница: в купе с Пухаревым и Иваном Семеновичем оказалась пожилая женщина. Она предложила Елене Петровне обменяться местами, чтобы компания ехала в одном ку пе, но Дедова отказалась под предлогом, что ребенок у нее беспокойный. Вслед за обычной толчеей и суматохой, какие бывают в вагоне пе ред отправлением поезда, когда слышится стук чемоданов, прощальные слова, когда каждый настолько занят самим собой, что не всегда изви няется за нечаянную грубость, вслед за этим непременно следует не сколько часов тишины. Многие ложатся досыпать прогулянные с друзь ями ночные часы перед отъездом. Другие раскрывают случайные и не интересные книги, какие берут в дорогу от скуки, или старые журналы,, купленные у продавцов конвертов и безвкусных открыток. Мечтатели в это время любят посидеть у окна, покурить, подумать, подождать, пока в душе наступит перелом от столичных впечатлений к думам о своем, при вычном, будничном. В коридоре вагона, кроме Пухарева и Григорьева, была еще какая- то влюбленная пара. Из окна виднелся пасмурный апрельский денек. Над покинутыми с осени и закрытыми на замки дачами, над аккуратными, холеными со сенками туманилось мокрое небо. То и дело попадались на глаза речуш ки с глинистыми берегами, в которых плескались белые гуси и цветисто пестрые утки. Чувство утраченности, зародившееся в сердце Пухарева после ж е лания Елены Петровны остаться в другом купе, все больше и больше тре вожило его. Попробовал было «развязать узелок», вычеркнуть влияние Елены Петровны на настроение, но только занес руку — остановился. А эта нерешительность даж е напугала. Собственно, что же происходит с человеком? Любит — одну, о другой вроде тоскует! Видно, пора повер нуть жизнь, надо жениться. «А Настя?..» Сосновое Подмосковье осталось позади. Поезд вышел в поля, напол ненные рокотом моторов и голосами жаворонков. Из-за пригорков вы плывали немудреные русские деревеньки, состарившиеся еще в военные годы. В них выделялись пока здания клубов, правлений колхозов, шко лы, общественные животноводческие постройки. А многое — косилось, боченилось, спотыкалось. Иван Григорьев смотрел на них и думал о- Пленуме Центрального Комитета партии по сельскому хозяйству. Думал и прикидывал в уме сроки, нужные для благоустройства деревни. Его писательский глаз и воинская смекалка расставляли силы, предполагали' трудности и борьбу. Влюбленная пара, заняв крайнее от входа место, шушукалась. Не очень стесняясь, высокий сухой мужчина обнимал низкорослую женщи ну и, глядя в окно, покусывал ее розоватое ушко. — Всюду жизнь, — вполголоса сказал Григорьев, потеснив Михаи л а Терентьевича.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2