Сибирские огни, 1959, № 1

.<■ . И до чего же хорош Кремль ночью. По окончании заседания люди медлят покинуть его. Справа, за зубчатой стеной, за ровным рядком елей Необозримо сияет огнями Москва. Их множество, переливаясь, они спле­ таются в узоры — такие приветливые, родные. А над Кремлем, над бе­ локаменными дворцами — синее-синее небо и звезды в нем — алые и живые они, и видятся на весь мир! > Прошел Пухарев мимо Царь-колокола, пОстоял в раздумье, помеч­ тал у Царь-пушки. Еще побродил по просторной площади, выложенной диким камнем, неохотно свернул к Боровицким воротам. И здесь, при выходе, в толпе мелькнуло перед ним знакомое лицо молодого строите­ ля, что встретил в Грановитой палате. Но это был миг. он тут же поте­ рял его. Он ушел от него в Москву —, именно в Москву, как- в большую жизнь, растворился в ее кипени. В этот вечер, в эту ночь Михаилу Пухареву почему-то очень нужен был тот парень. Может быть, не он лично, а такой, как он, человек, с е-таким одухотворенным лицом, мыслями... ! Пухарев спускался в метро, ехал не зная куда. Сходил на станциях, любовался ими. Длинные самодвижущиеся лестницы-эскалаторы под­ нимали его наверх, и он садился в первый попавшийся троллейбус или ав ­ тобус, ехал навстречу множеству огней и машин; ходил по улицам мимо витрин, мимо светлых больших окон, и все думал, думал. И хорошо ему было ощущать Москву, видеть ее, слышать. Ему хорошо было оттого, что вместе с ним думала и радовалась ве­ ликая Родина. От крайней северной точки на мысе Челюскин до край­ ней южной где-то около города Куйжи в Туркмении, от мыса Дежнева на Чукотке до южных берегов Балтики — все-все: и моря, и реки, и острова, лесистые сибирские горы, и древний Кремль, и университет на Ленинских горах, и Весенняя улица в Кемерове, звездное московское небо, и его — Михаила Пухарева — жизнь, — все, все слагалось в боль­ шую: песнь, а песней были люди и их дела. Он проверял себя и всюду видел подтверждение этому. Те же мыс­ ли, те же волнения читал он на встречных лицах. Запомнилась девушка с двумя косичками, перевязанными шелковой ленточкой —- такой же лазурной, как ее большие глаза — круглые бездонные озера, и брови — крылья стрижей над ними. Эта девушка сказала Пухареву всего два слова, когда при выходе из вагона метро нечаянно задела его книгой, ко­ торую держ ала под мышкой: — Ой! Простите! 1 Так же, как молодой человек в коричневом костюме, она ушла, растворилась в людском потоке, унесла с собой человеческую судьбу — маленькую, как песчинка в море, но живую, страшно значительную по­ чему-то для Пухарева. В ту ночь он бы вовсе потерял ощущение времени, если бы дежур­ ная по этажу, женщина с веселым русским лицом, не предупредила о том, что в гостинице в такой поздний час петь не положено. И еще извини­ лась, что в его отсутствие к нему подселили человека: «Уж больно много понаехало в Москву делегаций!» Раздевался Пухарев, не зажигая огня. Лег, заставляя себя спать. А сон не шел. Не спал и еще кто-то, подселенный к нему в номер. — А я беспокоюсь, не рассердились ли вы на меня, — проговорил молодой голос. — Почему поздно вернулись? Не случилось ли что? — Это верно, — ответил Пухарев, имея в виду свое необычайное путешествие по ночной Москве. *— Без приключений не обошлось. Как показалось Михаилу Терентьевичу, человек поднял от подушки голову, насторожился: