Сибирские огни, 1959, № 1
оказать ее. Если потребуется, он кинется в воду. В нем проснулся рыбо лов... — Тащи! — выдохнул из себя Михаил Терентьевич, когда поплавок вновь встал «на попа» и до половины погрузился в воду. — Тащи! — Рано. •— Тащи же!... — Рано!.. В рыболове Пухарев уже признал своего фронтового товарища И ва на Григорьева, но продолжал кричать: — Тащи же, черт! — Рано... Поплавок «играл», «плясал», покачиваясь из стороны в сторону, ок руженный серебряными кружочками. А подмытый водой берег под тяжестью людей оседал и оседал понемногу. Позади Пухарева и Ивана Семеновича уже образовалась глубокая трещина. — Тащи! — рявкнул Пухарев, и вдруг что-то блеснуло на солнце, что-то ухнуло, вода закипела, речка Воркунья опрокинулась. Но и в этот момент Михаил успел подумать: «Сорвалась». Так встретились друзья. Расцеловались они после того, как оба, искупавшись в холодной во де, выбрались на берег. — Надо же такому случиться! — стуча от холода зубами, говорил Пухарев, помогая другу собрать удочки. — Д а , сорвалось! — сокрушался Григорьев, будучи убежден, что речь идет о сошедшей с крючка рыбине. В месте Услада Иван Семеныч снимал квартиру у того самого ры жего мужика, недружелюбно встретившего Пухарева. Семья Григорьева — жена и трое детей — помещалась в двух комнатах. Пока переодева лись, пока Пухарев знакомился с ребятишками, хлопотливая, гостепри имная Тоня накрывала на стол и, не переставая, подшучивала над «рыбо ловами». — Ваня! — спрашивала она из кухни. — Поджарить, или что с ней? — Ты что, Тоня? — отозвался Григорьев. — Пожарить, говорю, или заливное сделать? — Не понимаю, о чем ты? — О рыбе! На минуту она показалась в дверях, заразительно, молодо смеясь, запрокидывая голову. У Тони нашлось немного коньяку, который она подала «под рыбу». .Ели яичницу, пили крепкий чай. Вспоминали минувшие дни. Хозяйка си дела, подперев кулаками румяные щеки, и переводила взгляд с мужа на Михаила Терентьевича. По ее лицу было видно, что она ожидала не обыкновенного, а мужчины, как назло, начав разговор с восклицаний: «Помнишь!» — «Не забыл?», неожиданно обрывали его, потому что обо им дальнейшее было известно в деталях. Иван Семенович был покале чен не меньше Пухарева. На левой руке, которой он приглаживал спа давшие на лоб прямые русые волосы, недоставало трех пальцев. Чуточ ку приподнималась рассеченная осколком верхняя губа. Поблескивая золотыми зубами, вставленными, как он говорил сам, в «заклепанную челюсть», Иван Семенович щурил серо-синие небольшие глаза, положив правую руку на спинку стула позади Пухарева. Наверное, так тихо и прошел бы этот весенний вечер встречи фрон товых друзей, как начался, если бы к Григорьеву не пожаловали соседи — местный поэт Ростислав Вершинин, чем-то напоминающий веретено, и его жена Ада, про которую нельзя было ничего сказать, кроме того, что она очень красива. Ею — красотой — она, словно броней, загоражи 5. «С и б ир с ки е о гни» № 1.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2