Сибирские огни, 1959, № 1
взгляд в дымку московской улицы. — Не встретила похожего на Арка дия. Потом дети... Двое их у меня. — Поперек встали!.. — Представьте, что так... — Женские предрассудки. — Вам, отцам, матерей не понять. . — Где уж! Пухарев шутил, а в душе соглашался, ведь у самого конфликт с до черью по этому ж е поводу. — Вернулась я как-то с работы, — продолжала женщина, — живем мы по Ярославской в пригороде, гусей держим. А дома обычный беспо рядок — мальчишки есть мальчишки. Присела перед тем, как руки вы мыть. Сыновья около меня пристроились. Вот я и говорю: давайте, возь мем себе папу. Он нам гусиный домик починит, ступеньки... Старший з а смеялся, мол, шутишь, мама, этого никогда не будет. А младший при умолк. Гляжу, а у него вот какие слезы в глазах и дух перевести не мо жет. «Ты что, И гн а т а ?» — «Ку-у-у-пи, ма-а-ма, гвоздей и мо-мо-ло-ток, сам сделаю!» Купила. Потом сама плакала , глядя на них, с каким жаром они старались, только бы не приходил в дом другой папа. Беспорядков теперь меньше стало, подтянулись ребятишки... Женщина замолчала, потом быстро взглянула на Михаила Терентье вича: — И вот бы я, несмотря на это... — Купила папу? — Д а . Но я бы потеряла, думается, главное в воспитании. Погиб ший отец перестал бы помогать мне. Стоит мне сказать: а папа это де л а л так, папа никогда не боялся трудностей, и они стараются быть по хожими на отца. Аркадий, может, и не совсем таким был, каким я его рас крываю перед ними. Вот и попробуйте теперь найти такого, который бы хоть наполовину удовлетворял их? «Выходит, и я допустил ту же «ошибку»! — отметил про себя Ми хаил Терентьевич и заметил вслух: — Сами возвели «китайскую стену». Ошиблись или умышленно? — Право, не знаю! — усмехнулась женщина. — Как-то само собой получилось. — А если разобраться? — Не пыталась. Впрочем, в этом есть смысл. — Какой? — А такой, что чувство родословности, преемственности, кровности нельзя ни сводить на нет, ни приглушать. Дети должны знать и любить настоящего отца, потому что в них его кровь, какие-то его черты ха рактера. — Понимаю, — сказал Михаил Терентьевич. — Нам нужны вели кие могилы, коли нет величия в живых?! — Совсем я не о том. Я очень любила мужа и хочу, чтобы дети мне напоминали его. У Пухарева чуть-чуть не сорвалось вычитанное где-то: «Как могут люди жертвовать живой природой во имя памятников, как хватает у них сил?» Но женщина опередила его, сказав: — Любовь все может. — Вы меня обезоружили! — признался он. — И все-таки я хотел бы спросить вас: — А если эта же любовь сломает пороги, перешагнет «китайскую стену», считавшуюся непреодолимой? — Считайте, что не та любовь была настоящей, а эта, которая «пе решагнула»! — убежденно ответила женщина, надолго умолкнув. Лицо ее стало строгим.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2