Сибирские огни, 1959, № 1

Медведь поднялся на задние лапы и, покачиваясь, загребая перед собой воздух передними лапами с длинными черными когтями, двинулся на незадачливого охотника. З а это короткое время Михаил Терентьевич успел проверить состоя­ ние своих нервов и отметить' со свойственной ему шутливостью: «А, ока­ зывается, я не из храброго десятка!» Дрожащие руки перезаряжали ружье пулями, ноги пятились назад, инстинкт самосохранения настоя­ тельно звал к бегству. ' Сердце стучало где-то в висках, в затылке. Пухарев видел низкий круглый лоб зверя, подслеповатые, маленькие глазки, полураскрытую пасть с желтоватой пеной в уголках вздрагивающих губ. Он выстрелил в тот момент, когда над его головой уже взметнулась тяжелая лапа с длинными, как зубья у граблей, когтями. Д ве пули, прошившие медведя, безусловно, были смертельными, но у зверя все же хватило сил сделать еще один шаг, который бы наверняка стал трагическим для Пухарева, если бы подоспевший Кусургашев не прыгнул на медведя сзади, не вцепился одной рукой в его загривок, а другой не полоснул кривым охотничьим ножом снизу вверх, почти от л е ­ вого паха до белой звездочки на груди. Зверь ткнулся в снег носом, придерживая лапами вывалившиеся кишки... После тревог, после пережитых опасностей хорошо было отдыхать в доме гостеприимного Петра Ивановича Дедова, есть жареную медвежа­ тину и слушать небылицы из уст хиленького человечка, явившегося не­ весть откуда на жаркое и объявившего себя знаменитым охотником Си­ дором Россомахиным. Кусургашев, как ни старался, так и не припомнил Россомахина в числе таежных следопытов. Росеомахин частенько «прикладывался» к солдатской алюминиевой баклажке, висевшей у него на ремне, аппетитно ел, и его язык болтался без умолку: — Ну вот, я и говорю,—рассказывал он,—охотились мы с братом на солонцах. Охотились на оленей. Как известно, они по ночам приходят соль полизать. До заимки доехали мы на лошаденке, оставили ее там, а сами пешком на место. Усадил я брата в скрадке, рассказал ему, как что. Мол, увидишь большого, серого — и пали в него. Брат-то в первый раз на охоту вышел. Так, значит, оставил я его, а сам километра за два в сторону ушел, в другой скрадок. Часа три прошло, слышу: «Бабах»! Ну, думаю, молодец! Пойду к нему. Пошел. А темнотища! Ну, разыскал его, спрашиваю: «Как оно?» — «Первый сорт, — отвечает, — я как ему врезал, так он зарж ал даж е и шлепнулся». — «Заржал?» — «Заржал!» — «А ты подходил к нему?» — «Нет, ждал , может, еще один подвернет­ ся». Меня словно шилом в это место кольнуло. Побежал я к «трофею», а это... Серок, лошадь наша. Лежит на боку и ноги в стороны. Умная ло ­ шадь была, привязчивая... Все смеялись, не смеялся лишь сам рассказчик, и это было его от личительной чертой от обычных шутников, которые хохочут больше и громче слушателей. Наконец, уже под изрядным хмельком, Росеомахин обратился к хо­ зяину дома: не знает ли он охотника Кусургашева. Дедов что-то замеш­ кался с ответом, перевел взгляд на того, о ком осведомился Росеомахин^ — И вы не знаете? — спросил, нежданный гость в это время Пуха­ рева и самого Кусургашева. ] Шорец легонько толкнул в бок Михаила Терентьевича, подмигнул Дедову и ответил: — Слышал, однако. — Может, встречались с ним? — Один раз как-то. А