Сибирские огни, 1959, № 1
Он даж е немного суеверно побаивался ее, потому что, когда бы ни взглянул на Пухарева, сразу вспоминал ее. Она жила и в серых глазах инженера, и в чуть-чуть горестной улыбке его, и в песне про бережок, которую частенько напевал или насвистывал он. А разве мог обыкновен ный человек так завладеть другим человеком? Конечно, нет! Посапывая трубкой, Кусургашев узкими щелочками черных глаз ко сился на оседланных лошадей, собиравших жесткими губами солнечные искорки, рассыпанные по снегу, и готовился-начать разговор. — Однако, пьет Колмыков, — сказал он наконец. Пухарев нахмурился: — Сильно? — Будто четыре горла у него... — Но ему же нельзя, он нездоров. — Говорит, одна конец. Помирать надо... Тайга, в которой все свободное время проводил Кусургашев, и рабо та в шахте воспитали в нем скупость на слово. Поэтому он надолго з а молчал, будучи совершенно уверен, что высказал все, что думал, и инже нер непременно должен его понять так: плохое дело любить чужую ж е ну. Не только люди, даж е звери и птицы знают, что у каждого своя должна быть... Сняв с Правой руки желтую кожаную перчатку, Михаил Теренть евич брал горстью снег, с хрустом сжимал его в комочки и кидал, ста раясь попасть в макушку вытаявшего пенька. Это напоминало ему о вре мени, проведенном вместе с Настей на берегу Черного моря. Один раз, заж ав в руке камешек, она загляделась на чаек, ослепи тельно белевших на зеленовато-синей воде, потом вдруг, в чем была, ки нулась навстречу волне и далеко забеж ала в воду, замочив до пояса светлое платье. А затем на берегу, сбросив босоножки и отжимая подол, сказала , с сожалением: — Ну почему у меня нет крыльев? * * * % В той стороне, куда уходила дорога, проложенная бульдозером, в. глубине Междуреченской долины, над макушками деревьев поднялся ды мок, очень невнятно затюкали топоры. Через четверть часа Михаил Те рентьевич и Кусургашев подъехали к группе плотников, заканчивающих какой-то пристрой к новому деревянному дому. Среди изрытого снега, свежей пахучей щепы дом казался дождевым грибом. Всадникам заулы бались краснощекие задубАы е лица парней. Выйдя из-за них, навстречу гостям шагнул сутуловатый высокий старик в черном полупальто, в се рой каракулевой шапке. Его синие глаза Михаил Терентьевич моменталь но сравнил с медунками — этими первыми весенними цветами Сибири, прорастающими сквозь поблекшие, с осени опавшие листья. — Дедов Петр Иванович! — подал старик руку Пухареву. — Мое почтение! — поклонился Кусургашеву. — Прошу в дом. — И, повернув шись к плотникам, распорядился: — Ребята, за лошадьми пригляните! В доме топилась только что сложенная печь. Она и была пока един ственным обиходом, если не считать грубой скамейки, сколоченной на спех. На улице, в окружении тайги, залитой горячим мартовским солн цем, где весело тенькают, посвистывают перезимовавшие птицы, прият ней было бы побеседовать с гостями, но у Петра Ивановича на этот счет были свои соображения: нужно было зафиксировать факГ, что не кто- нибудь, а именно старик Дедов является зачинателем нового города в тайге, который по счету уже шестой в его жизни. Не позже, как через три дня, он перевезет сюда с «Мельничстроя» жену Дарью Акимовну, все свои пожитки и поселится именно в этом доме. Посетует на первых порах 50
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2