Сибирские огни, 1959, № 1

чай, помнишь, — обратился он к Дубову. — З а самогонку ее судили. «Что, говорит, старый черт, животное обижаешь?» — «Гляди-ко, — отве­ чаю, котенка твое животное порешило!» — «Так он же ничейный, при­ блудный какой-то!» Стоит эта Чехачиха босоногая, словно за землю держится, и такие у нее жилистые, синие да нескладные ноги, ко­ торые тем временем собаки лижут, что мне тошно стало. Целый день чу­ мовым ходил. А когда парни мои с работы пришли, не стерпел, им рас­ сказал . А как обрадовался я, увидев, что тронул сердца молодые. «Да мы, Степан Гордеевич, с этих собак шкуру сдерем!» Степан Гордеевич растроганно посопел, потом закончил: — В человеке не уставай будить человека... — Семейному человеку бояться нужно прихода новой любви, — после длительной паузы высказался Калистрат Кондратьевич, имея в ви­ ду собственные ошибки в жизни. Настя же приняла это на свой счет. «Бояться. Правильно сказал старик!» — подумала она. И, опережая Д у ­ бова, стараясь оборвать мысль, за которую тот ухватился, нисколько не поддельно она солгала: Я не за этим пришла, Калистрат Кондратьевич. Я решила попро­ сить вас взять меня на работу. Дубов выразил недоумение. Несколько опешил от неожиданного оборота Степан Гордеевич... «На работу, в забой! Д а кто разрешит жен­ щину взять? Нет, что-то растерялась, невпопад высказалась баба!» — подумал он. Потом, когда Настя ушла, старики ломали головы: почему Колмы- кова не открыла перед ними цели прихода. — Гордая, — заключил Степан Гордеевич.. Калистрат Кондратьевич возражал: — Нет, Степа. Мы ее чем-то спугнули. «На работу». Сам посуди, женское ли занятие — проходка? Д а я и не стол найма. Она, поди, раз­ бирается, кто на работу принимает. Вернее верного, спугнули. К делу ли ты про душу, про собак завел? — К слову сказано. — Может быть, к слову. А каков вывод получился? Мирона Федо­ ровича отогреть должна? Ее-то душу кто отогреет? Она у нее, поди, чер­ нее черного. — Не в ту сторону гнешь, Калистратушка! — вскипал постепенно Степан Гордеевич. — Не все таской, иной раз и лаской. Прощай челове­ ку, что себе простить можешь. Колмыков черен не со всех сторон. — Желтого много в нем, Степа. Не по руке ему эта варежка. Если женщина не переболела в любви в свое время — она не голубем, не соко­ лом вспорхнет, — коршуном жадным взовьется... * * * Упрямо раскачивал зиму март-бокогрей. Едва угомонится метель, как тут же очистится и засмеется голубизной небо. Выкатится на про­ стор молодое солнышко и так начнет припекать сугробы, что от них пар пойдет. Посьшятся с крыш градом холодные слезы на потеху горластым воробьям, и .начнут они наперебой рассказывать друг другу о том, «чего видел, чего видел!» Март месяц такой! Он и в сердце заглянет: нет ли в нем темного уголка, льдинки-холодинки? Не пристыла ли где кровиночка алая? Под­ ставь, человек, свою грудь сосновым ветрам-лекарям, вскинь голову к лучам живительным, набирайся силы-силушки, воли-волюшки! Скорбь-то лишь спину гнет да морщинку к морщинке лепит. Не она главное в жиз­ ни, а борение, и красит оно, и человека человеком делает.