Сибирские огни, 1959, № 1

цу, не подумав. Муженька своего ни за что обругала. Гляди-ко, он словно в попы собирается: до плеч волосья отрастил! Леонид поморщился. Дубов завозился на стуле. Дело в том, что Сте­ пан Гордеевич и не предполагал, какой «крупный разговор» уже состоял­ ся между дедушкой и молодой четой. Высказал Дубов наболевшее: тря­ согузкой назвал внучку, а зятя скоморохом. — Я слышал, Калистратушка, — невозмутимо продолжал старик,— тебе будто зятек узкие штанишки подарил? — Не мели, — буркнул Дубов. Довольный собой, Степан Гордеевич не унимался: — Ты, Надюшка, чего умеешь-то? Надя сделала усталое лицо, пожала плечами. — Работаешь кем? — Нам хватает без этого. — Вам, значит? — Д а , нам! — А отечеству что? Надя не стала отвечать, вышла из-за стола и увела Леонида. — Понятно дело, обидно. Резкий Степан Гордеев. А правду иначе не высказывают... В доме Дубовых ему было можно все, что и самому хозяину, поэто­ му и Анна Филипповна улыбалась по-прежнему, и Калистрат Кондрать­ евич не обратил особого внимания на демонстративный уход гостей из-за стола. Создавшаяся обстановка в какой-то мере устраивала и Анастасию Арсентьевну. Хотелось поговорить о своем в узком кругу, без гостей. Ос­ тавшихся она хорошо знала. Перед нею были судьи, за плечами которых большие пути. Может ли не понять ее тихая душевная Анна Филиппов­ на, которая рассказывала о своей трудной жизни, когда Настя несколько дней прожила у Дубовых после домашнего скандала? Известна Анаста­ сии Арсентьевне искренняя и редкая верность Степана Гордеевича к первой любви. Стало быть, он верит, что и другие могут любить. Суров, но зато справедлив Калистрат Кондратьевич. Тем не менее, начать разговор не решалась потому, что теперь уже сама не понимала, зачем пришла, чего нужно ей: осуждения или уча­ стия? Бросить больного мужа, уйти к Пухареву она не в состоянии. Лю ­ бить Пухарева и жить с Колмыковым — не может. Третье — забыть свою неудачную любовь... Но такое решение зависит только от нее самой. — Ну, что ж, молодуха, давай, выкладывай! — прервал размышле­ ния Насти Калистрат Кондратьевич. Анастасия Арсентьевна грустно улыбнулась, не подняла головы, не перестала водить длинным пальцем по узорам на скатерти: — Была молода, Калистрат Кондратьевич, было много сил. На все решалась сама. Ничего не страшило в жизни... — тихо произнесла Настя. — Молодость — пьянит, старость — мудрит, — немедленно вставил Степан Гордеевич. — Под старость, Настюшка, мы в землю начинаем глядеть, поэтому меньше спотыкаемся! — Он вытянул жилистую шею с готовностью слушать. Анна Филипповна оглядела сидящих за столом, словно хотела спросить: «Я вам не помешаю?» Калистрат Кондратьевич шумно пропустил дым сквозь усы и бороду и еще раз разогнал его потом тяжелой рукой. — Как я слышал, плохи ваши семейные дела, — помог он Насте, хмурясь. — Плохи, — вздохнула Настя. — Водочку употребляет? — Без конца. — Буянит?