Сибирские огни, 1959, № 1

Впрочем, его и не поймешь: осуждает он или одобряет эту трудную лю­ бовь Пухарева и Насти. Не обратиться ли к Кдлистрату Кондратьевичу Дубову? Как это раньше Настя не подумала о нем? После такого решения в ее сердце почему-то затеплился огонек, лег­ че вздохнулось, прошло оцепеняющее забытье. — Настасья! Чего свет-то не гасишь, спрашиваю? — донеслось до •ее слуха. — Посуду мыла. — А-а-а. — Мирон заворочался на своей кровати, закашлялся над­ рывно. — А я уж сон видел, — отдышавшись, хрипло продолжал он. — Иду по штреку и — на тебе — аккумулятор испортился, лампочка погас­ л а . Куда ни сунусь — на стойки натыкаюсь. А они потрескивают, вот-вот кровля рухнет. Вдруг ты появляешься, по походке тебя узнал. «Настасья, — кричу, — подожди меня!» — Ну и я, конечно, не ответила, бросила тебя на произвол судьбы?— ск азал а Настя, направляясь из кухни в свою комнату и на ходу рас­ стегивая кофточку. — Нет, милаха, не то! — засмеялся Мирон Федорович. — Не в ту сторону клонишь. Ты подошла ко мне, взяла за руку и вывела на-гора. — А дальше? — спросила Анастасия Арсентьевна и подумала: «К чему мне его россказни? Заведет сейчас до полночи, благо, выспаться успел!» — Дальше... — Мирон загремел спичками, собираясь закуривать. — Д ал ьш е так было... — Я сплю! — перебила его Анастасия Арсентьевна. — Как знаешь... Спи на здоровье, — не очень дружелюбно промол­ вил Мирон и вновь закашлялся. Долго-долго потом стучало у него в висках от натуги и перед глаза ­ ми, устремленными в темноте на потолок, вспыхивали огненные искорки, гасли и вновь вспыхивали. Спалось — не спалось, дремалось — не дре­ малось. Будто стоял Мирон Федорович на шаткой жердочке, перебро­ шенной через преисподнюю, и удивлялся, какими судьбами его занесло туда. Устал, изнемог от напряжения, от постоянного страха перед неиз­ бежностью упасть в зияющее, пустое, а на помощь никто не приходил. Д а и кого позовешь, если собственная жена равнодушна! Впереди непроглядно, позади непроглядно... Тяжелая рука безжизненно упала с кровати, задела стакан, надетый на горлышко бутылки — уже давнишней подруги Мирона Колмыкова. Зазвенело в тиши, задзенькало неестественно громко. Плохо гнущиеся пальцы сжали холодное стекло. Вскочить бы сейчас ему, выбить с раз­ маху отмеченный крестом синий глаз ночи—окно—и закричать страшно: — Не надо! Не хочу!.. Не надо!.. Но нет воли. Сами собой руки наполняют стакан зеленью, какая растекается по­ рой в глазах Насти; чей-то строгий голос приказывает: — Пей!.. Тошнотворная муть под ложечкой. Стучат о край стакана ослабшие в деснах, без боли выпадающие зубы. Льется, как в пропасть. Затаенно ждет Мирон Федорович, когда потеплеет в желудке и при­ дет ощущение дряблого тела, станет зыбко в голове, уймется боль в сердце. Ждет, ждет Колмыков просветления, а вместо него к сердцу подка­ тывается жуть. Одинок.. Забыт... Не нужен... «Отчего ж е умер сынишка?.. От скарлатины!.. А может, она отра­