Сибирские огни, 1959, № 1
нему детскому сеансу кино. Еще надо повторить уроки: завтра непремен но вызовут к доске. В углу, около печки, завозился сторож, подал свой голос: — Гостите, гостите. * Но засобирались и Кусургашев со Степаном Гордеевичем. На улице распрощались. Они пошли в сторону рудника, Р ай ка с отцом — в сторо ну горы Венец... Есть вещи, предметы, которые не разрешают человеку разговари вать или думать о чем-то постороннем: они передают ему свое собствен ное настроение, поглощают человека всего. Короче говоря, они властву ют над ним. К этим вещам и предметам относятся памятники культуры, произведения, созданные гением самого же человека, и природа. Пото- му-то у подножья горы Венец Михаил Терентьевич, незаметно для себя, расстался с Настенькой, со всеми житейскими мелочами. Их место зан я ло необъемлемое чувство величия, вечности красоты. Создав и полюбив гору Венец, природа вручила ей царственный жезл надо всем окружающим, даровала ей дремучую таежную силу и мудрость. Здесь начиналось невозмутимое спокойствие зимы, буйство весеннее, материнство лета, осенняя грусть и раздумье. Здесь собирались тучи и рождались громы. Отсюда стлались седые туманы по междугорь ям и низменностям. Здесь начинались утра, дни и ночи. И, может быть, не могилой Аксиньи — беззаветной любви простого смертного человека — Степана Гордеевича — следовало венчать ее, а чем-то другим, выражающим не смерть, а жизнь. Райка , конечно, не воспринимала, не чувствовала еще ничего по добного. Девочка осмотрелась, робко обошла вокруг могильной оградки и спросила: — Папа , а где мама похоронена — тоже оградка есть? — Д а , да, — безотчетно ответил Михаил Терентьевич, не понимая смысла ее вопроса. И будто уже не своими глазами он озирал окрестно сти, не свое сердце билось у него в груди. В эти секунды даж е Р айка те рялась, как песчинка в море, терялась она и в сердце, воспринимающем лишь масштабы миров. Потом он страшно удивлялся всему этому и, чувствуя душевную усталость, уж ё дома, после кино, которое, кстати сказать, также не оста вило следа в памяти, пытался припомнить поведение дочери на горе Венец. Р айка дремала над учебником, боролась со сладкой истомой сна. Когда Михаил Терентьевич обратился к дочери с вопросом, что понрави лось ей из прогулки, она вдруг оживилась: — Все. Теперь я хочу побывать на маминой могилке. А какая оград ка вокруг нее — зеленая? Синяя? — Никакой нет, дочка. — Но ты говорил, что есть! Сегодня говорил! — в -голосе девочки послышалась обида. Михаил Терентьевич пожал плечами: — Не помню. — Эх, папка, папка! Как же найдешь могилку, если на ней ниче го нет? Ты что, не жалеешь маму? Р айка нахмурилась и ушла спать с приклоненной головой. А из спальни спросила: — Папа, а Аксинья давно утопилась в Лебедином озере? — Давно. Когда молодая была. — И до сих пор Степан Гордеевич любит ее? — Не знаю, дочка. — А я знаю. Если бы не любил, то на могилу ее не ходил бы. «Вот так, значит, спускают людей из заоблачных высей на грешную
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2