Сибирские огни, 1959, № 1

них туфлях, он слонялся по комнатам, сильнее обычного прихрамывая на искалеченную ногу, потому что был без специального ботинка, да и не перед кем было стесняться своей хромоты. Всюду его встречало запусте­ ние, необихоженность. Лишенные своих законных мест, вещи выглядели сиротливо, обиженно. По-своему, по-детски неумело, прибирала в доме Райка. Некому было ее научить, не у кого перенять. Отец знал лишь свой кабинет, превращенный в механическую мастерскую, да рабочий стол, заваленный чертежами, бумагами. Другое дело в квартирах Колыхало- ва или Горюнова!.. Бережок, бережок, Над рекою кручи. Светит месяца рожок Из-за темной тучи... Тихо напевая, Пухарев попробовал было навести кое-какой порядок, но на кухне зашипела включенная электрическая плитка: на нее сбежал кофе. Не успел разогнать дым, как на кухню явилась заспанная Райка , на ходу надевая розовый халатик. — Что ты наделал тут? — Кофе сбежал. — Без того вижу, что сбежал! Плитку испортишь, — сказала она строго, словно меньшему по возрасту. Хмурясь, вытерла тряпкой стол и плитку и только после этого подняла на отца смеющиеся и какие-то зо ­ лотые глаза: — Эх, ты, папка, папка... Пойдем гимнастикой заниматься! — Пойдем, товарищ начальник!.. Михаил Терентьевич покорно заковылял за дочерью, чувствуя в сер­ дце теплынь. Ему почему-то нравилось, когда Райка строжилась над ним, старалась опекать его. В таких случаях он нарочито «смирялся», «робел», делался молчаливым, зная и надеясь, что детское сердце дрог­ нет через несколько минут. Добрыми золотыми глазами Р айка перехва­ тит его «обиженный» взгляд, спросит уже мягко: — Что? — Д а вот... — Михаил Терентьевич виновато пожмет плечами. Р айка махнет рукой: — Ладно уж. Я не сержусь... Сегодня, после обычного разговора, Райка обняла отца, стала, как всегда в таких случаях, сама собой, ребенком: — Знаешь что, папка? Ты у меня самый наилучший в мире! — Ну... что ты! — возразил отец. — Такие ли наилучшие бывают? — Такие! Во-первых, ты добрый. Во-вторых... — Красивый. — Конечно. — В-третьих, хромой. На лбу метка. Белый клок волос. — Ну уж, опять про свое! Ты же партизаном был. С фашистами сражался. Вон у тебя орденов сколько — шесть! Ты же герой. Я так и Чеснокову Алику заявила: у тебя отец пьяница, а у меня герой Отечест­ венной войны. Правильно я поступила? — Трудно сказать... Но в связи с чем? — А Чесночина показал, как ты ходишь... — А потом? — Потом... Потом я его налупила... Он, знаешь, папа, такой! Пьет английскую соль, чтобы в школу не ходить! Дурень! — А ты пробовала английскую соль пить? — Один раз. Это давно было. А живот не расстроился. — Может, курить пробовала?