Сибирские огни, 1959, № 1

— Хорошо, Кутувья! — крикнули люди, — Вали его скорее! Кутувья метнул толстого в одну сто­ рону, потом метнул в другую, но вдруг сам покачнулся и стал валиться на снег. Сбоку на его ногу нажимала тяжелая крепкая нога. ' Кутувья упал на живот. Толстый по­ валился вместе с ним, ухватил его за волосы и подбородок и стал крутить ему голову. Что-то хрустнуло, я лицо Ку- • тувьи повернулось кверху. — Худо боролся казак, ногу подста­ вил! — закричали люди. — Пускай сно­ ва начинают. Толстый медленно поднялся и, не оглядываясь, пошел в шатер Эрмечина. — Вставай, Кутувья!—крикнул Пель- пель. Кутувья не встал. Из носу и изо рта у него текла кровь». «Что-то хрустнуло...». Это не веточка хрустнула, это позвонок человека. «Ку­ тувья не встал...». Это совершилось убийство. А вот как бедняга Имтеургин, лишен­ ный оленей, лишенный сына, после мно­ гих суток пустой охоты и голода сдает­ ся на милость убийцы. Это происходит после длительной душевной борьбы, но душевная борьба остается под текстом— на поверхности скупые движения, ску­ пые слова да приметы стужи, побеждаю­ щей человека. «После второй и третьей кочевки без огня, в снегу, Имтеургин совсем закоче­ нел. Его одежда покрылась тяжелой •, коркой льда. Шапка, воротник и грудь меховой рубахи обросли колючим ине­ ем. Иней все густел, тяжелел и распол­ зался по одежде вверх и вниз белыми пятнами. Рукавицы, меховая рубаха за­ твердели и царапали тело. ...По всей тундре бело — нигде ни шатра, ни дыма. Земля будто уходит покатом вверх и там становится небом. «Верно, замерзну, — подумал Им­ теургин. — Верно, так и не найду лю­ дей». ...Но олени выбежали на истоптан­ ный снег. Имтеургин протер глаза, со­ рвал с ресниц и бровей льдинки и уви­ дел дым. — Это Эрмечиновы шатры, — сказал Имтеургин своим оленям, — я к Эр- мечину не заеду». Но когда олени вторично привезли к тому же месту, он заехал. «В переднем углу шатра сидел Эрме- чин. В руке он держал нежную оленью кость и, разламывая ее ножом, стал есть жирный мозг. — Иетти! Пришел? — сказал Эрме- чин, протягивая Имтеургину кость. — Ы! — сказал Имтеургин, — при­ шел!». Он пришел — пришел со своей семьей в кабалу, потому что у него не было другого пути. Не. было до революции другого пути у всего чукотского народа. Об этой со­ циальной и национальной трагедии с эпической сдержанностью рассказывает Тэки Одулок. Подлинность материала делает повесть настоящим документом времени. «Эмоциональный накал», соз­ дающий подлинность чувств, делает этот документ художественным произве­ дением: повесть немногоречива, немно­ гословна, как немногословны северные люди. Но в этой полунемоте — вырази­ тельность, сила, глубина человеческих страстей: любви и ненависти. Читатель должен знать, какова была в царское время судьба малых народов. Тэки Одулок, юкагир, чье детство было сходно с детством героя его книги, рассказывая историю одной семьи, дает воображению читателя материал, чтобы представить себе быт, голод и вымира­ ние целого народа. Рассказ его и внешне и внутренне точен. Тэки не только на­ блюдал, но в детстве и пережил то, о чем пишет. к