Сибирские огни, 1959, № 1

юкагир из рода Чолгородье, то есть за­ ячьих людей. В детстве я бродил вместе с семьей по лесным долинам реки Ясач­ ной и ее притокам в поисках охотничьей добычи». Тэки Одулок хорошо помнит — и эта ясная память наложила отпечаток на всю его книгу, — как щелкают оленьи копыта на морозе, как шуршит- на moj- розе дыхание, как «от дыхания оленей по обе стороны каравана собирается гу­ стой сероватый туман». Он помнит на­ рядную «шкуру бобра, темную, с золо­ тыми щетинками», и «пушистую мед­ вежью шкуру», отливающую «серебря­ ным блеском», бросить ее на снег, и она ляжет, распластав лапы... Он помнит, что женщины, поджидая охотников, при­ слушиваются, «положив на снег головы, не стучат ли оленьи копыта»; он знает, как на рога оленя накидывают чаут — плетеный аркан: присев на корточки, вы­ ставив ногу вперед, охотник натягивает аркан, пока олень не поедет к нему за­ дом по снегу; знает, как мужчины сни­ мают с оленей шкуру, а женщины, чтоб не рубить кости, режут мясо по суста­ вам. Он знает, как надлежит угощать Ваырган-духа, который это мясо людям послал: вымазать его жиром и кровью и подержать над огнем. (У Ваырган-духа две ноги, а рук и головы нет — это по­ просту раздвоенный ольховый сучок...). Он знает вкус оленьей печенки и мозга из нежных костей. Он знает, что после двухдневного блуждания по тундре «с ресниц и бровей надо сорвать льдинки, чтобы увидеть...». Он хорошо знает вкус голода. («У отца мое­ го не было огнестрельного оружия, — рассказывает он в предисловии, — охо­ та нас кормила скудно, и мы часто го­ лодали»), ...Как начал голодать Имтеургин? Люди Эрмечина угнали к себе почти все его стадо, а без оленей и охоты нет. Русский купец приехал в гости, напоил Имтеургина и всю его семью царской водой и забрал у него лучшие шкуры: пышношерстных песцов и ярко-красных лисиц и росомашьи с длинным волосом^. Имтеургин отдал их купцу за большой медный чайник, но купец, когда все по­ сле водки уснули, поспешно уехал и увез новый чайник с собой. Тогда Им­ теургин вместе с сыном Кутувьей и со­ седом Каравьей поехал в стойбище, что­ бы отобрать у Эрмечина своих оленей, а у купца — чайник, за который отдано было столько шкур. Но гости Эрмечина обманом убили сына Кутувью, купец и его люди удирая стреляли в чукчей из ружей. «Так и дрогнула от грохота тундра». У приезжих были ружья, у Имтеургина и его друзей — одни только копья... Так стал Имтеургин «безоленным»: меньше оленей, чем пальцев на руках, осталось теперь у него. А в тундре без оленей охоты нет и мяса нет. Много дней и ночей провел Имтеургин, «раз­ рывая снежные бугры, но звериного сле­ да не находил». Жена его и невестка,, чтобы не умереть с голоду, поджидая охотника, варили и жевали кожу, на ко­ торой раньше раскладывали и резали, еду: она хоть пахла мясом; сдирали: сухую кору с деревьев, ломали и ели за­ мерзших белых червяков или варили из- них мутный отвар. Маленький Имтеур­ гин перестал брать пустую материнскую- грудь и сосал сосцы собаки. Наступает пятый акт трагедии — раз­ вязка. Имтеургин сдался. Эрмечин зна­ ет: либо смерть Имтеургину со всей семьей, либо тот придет к нему в работ­ ники. И тот приходит. Лаконично, скупо, с чисто северной' сдержанностью написана вся книга Оду- лока. Немногословны ее герои, немного­ словен и автор. Чем более драматично и напряженно положение, тем меньше- слов употребляет автор и тем тяже­ лее, весомее, тем содержательнее- каждое слово. Когда купец со своим помощником казаком - приезжает к: Имтеургину в тундру — семья уже го­ лодна, уже много дней не видела мяса. Последних оленей берегут: для охоты, для кочевья. А купец требует, чтобы со­ бак его накормили мясом. Уважение к гостю — закон тундры. Имтеургин велит ■сыну Кутувье заколоть для чужих собак оленя. Вся семья в смятении. И чем сильнее смятение, тем строже, сдержан­ нее речь автора и речь героев. Исчезают эпитеты. Исчезают внутренние жесты, разнообразные интонации. Все строго, строго почти до сухости — и в строго­ сти своей драматично. Только что Им­ теургин, горюя об украденных оленях, с тоской спрашивал себя и жену: «Как жить будем?» И вот пришлось убить од­ ного из последних оленей и не для де­ тей — для чужих собак.... Считанными словами, одними глаголами и существи­ тельными рассказано об этой новой беде. «Пришел Кутувья. Он приволок за рога оленью тушу. Тут же разрезал ее ножом на части и понес мясо собакам. Потом вернулся в шатер и сказал: — Лающих гостей мясом накормил». За этим стоит: «Я накормил собак, а мы теперь умрем». Но ни восклицаний, ни жестов. Так же скупо и многозначительно на­ писана сцена гибели Кутувьи. Он выхо­ дит бороться с толстым, коротконогим гостем — одним из друзей Эрмечина. Запрещенным приемом гость убивает его. Автор будто ставит своей задачей потратить на описайие подлого убийства возможно меньше слов. Но чувство не исчезает от этого немногословия. Бешен­ ство, ненависть, ужас, загнанные внутрь, под текст, живы там, как вода подо льдом. «Кутувья откинулся веем телом назад и, ухватив толстого сзади за ремень- штанов, приподнял над землей.